– Хороший вопрос. Вам необходимо как можно
быстрее посетить Скамью.
– Сделаю это послезавтра.
– Отлично. Я свяжусь со смотрителем, зовут его
Филлип Найфех, ливанец. Не удивляйтесь, ливанцы есть даже в Дельте. Мы с
Филлипом старые друзья.
– Вот как?
– Угу. Нас свело дело Мэйнарда Тоула, ставшего
моей первой потерей. Он был казнен в восемьдесят шестом. Тогда-то я и
познакомился со смотрителем, убежденным, кстати, противником смертной казни,
если поверите.
– Не поверю.
– Процедура исполнения приговора вызывает в
нем бешенство. Вы еще поймете, Адам, что многие в стране приветствуют смертную
казнь, но только не ее непосредственные исполнители. Вы встретитесь с этими
людьми, увидите охранников, которые становятся братьями осужденным,
администраторов, которые по минутам планируют сатанинское действо, с теми, кто
открывает вентиль – за месяц до последнего дня они начинают проводить
репетиции. Это совершенно особый мир.
– Скорее бы…
– Я переговорю с Филлипом, устрою вам
разрешение на визит. Обычно он длится около двух часов. Но если Сэм откажется
от адвоката, разговор может занять не более пяти минут.
– Думаю, я найду с ним общий язык.
– Надеюсь. Не знаю, как Кэйхолл будет
реагировать на ваше появление, но что-то он наверняка скажет. Допускаю, не
сразу удастся убедить его, однако со второй попытки вы добьетесь своего.
– Когда вы видели Сэма в последний раз?
– Пару лет назад. Вместе с Уоллесом Тайнером.
Вам обязательно нужно связаться с ним. Тайнер вел дело более шести лет.
– Каков будет наш первый шаг?
– Об этом позже. Утром я с Уоллесом вновь
проанализирую досье. Все зависит от вас. Мы не сможем ничего предпринять, если
Кэйхолл и вам укажет на дверь.
Адам подумал о черно-белых газетных
фотоснимках Сэма, сделанных в 1967-м, сразу после ареста. Еще в его архиве
имелись и цветные, относившиеся уже к 1981 году, когда состоялся третий суд, а
на двухчасовой видеокассете были собраны куски всех телерепортажей, где
фигурировал Кэйхолл.
– Как он выглядит?
Гудмэн положил ручку, прикоснулся к галстуку.
– Среднего роста, худощав, но на Скамье редко
увидишь мало-мальски дородного мужчину: сказывается постоянное нервное
напряжение, да и еда не из ресторана. Курит сигарету за сигаретой, что в
общем-то неудивительно. Делать там нечего, а конец у всех один. Марка какая-то
странная, “Монклер”, по-моему, в синей пачке. Волосы с густой проседью,
неопрятные – утреннего душа сидельцы лишены. Довольно длинные, но то было два
года назад. Ни намека на лысину, бородка. Лицо в глубоких морщинах, ведь ему
скоро семьдесят. Ну и табак, конечно. Вы сами заметите, что белые выглядят на
Скамье более изможденными, нежели чернокожие. Смертники проводят в своих
камерах по двадцать три часа в сутки, а от этого человек блекнет, кожа у него
становится серой. У Сэма голубые глаза и приятные черты лица. В молодости на
него наверняка заглядывались девушки.
– Когда после самоубийства отца я узнал
правду, у меня появилась куча вопросов к матери. Ответов на них прозвучало
очень немного, но однажды мать упомянула, что Эдди не был похож на Сэма.
– Между вами и дедом тоже никакого сходства,
если вы это имеете в виду.
– Угадали. Рад слышать.
– Он может помнить вас только несмышленым
ребенком, Адам. Вам не грозит быть узнанным. Скажите обо всем сами.
Холл отсутствующим взглядом смотрел на поверхность
стола.
– Вы правы. Что он мне ответит?
– Даже не представляю. Думаю, Сэм будет
слишком потрясен, чтобы разразиться долгой речью. Я, пожалуй, назвал бы его
интеллигентным. Не образованным, нет, но начитанным и способным грамотно
выражать мысли. Он подберет слова. Дайте ему минуту-другую.
– Вы говорите так, будто испытываете к нему
симпатию.
– Ее нет. Кэйхолл – расист и фанатик. Он
нисколько не раскаивается в содеянном.
– Значит, он виновен?
Гудмэн задумался. Вину или невиновность Сэма
Кэйхолла пытались установить три судебных процесса. Девять лет его дело
кочевало по инстанциям. Расследованием обстоятельств трагедии и поиском ее
идейных вдохновителей занимались многие журналисты.
– Во всяком случае, так решили присяжные. В
суде только их мнение чего-то стоит.
– Но вы? К какому выводу пришли вы?
– Вы же читали досье, Адам. Вы до тонкостей
изучили дело. Нет и тени сомнения в том, что Сэм Кэйхолл участвовал в акции.
– Но?..
– Существует великое множество “но”. Всегда.
– Сэм ни разу в жизни не управлялся со
взрывчаткой.
– Это правда. Зато он был куклуксклановцем,
террористом, а уж Клан швырял бомбы налево и направо. После ареста Сэма взрывы
прекратились.
– Хорошо… Но! Но некий человек утверждал, что
еще до взрыва в Гринвилле видел в зеленом “понтиаке” двух мужчин.
– Суд отказался слушать показания этого
свидетеля. Он только в три часа утра вышел из бара.
– Был и другой. Водитель трейлера говорил о
двух посетителях ночного кафе в Кливленде. Одним из них, по его словам, и был
Сэм Кэйхолл.
– Верно. А потом водитель три года молчал. К
последнему процессу его не допустили – за давностью лет.
– Так кто же являлся сообщником?
– Этого, боюсь, мы не узнаем. Не забывайте,
Адам, ваш дед трижды стоял перед судом, однако ни разу рта не раскрыл. Он
ничего не сказал полиции, очень мало – адвокатам, которые его защищали, и не
удостоил взглядом присяжных. За прошедшие семь лет Сэм не проронил о деле ни
слова.
– Вы считаете, он действовал в одиночку?
– Нет. Ему помогали. Кэйхолл многое скрывает.
Вступая в Клан, он принес клятву. Застарелый, еще юношеский романтизм не
позволяет Сэму ее нарушить. Его отец тоже входил в Клан, вам это известно?
– Да. Могли бы не напоминать.
