О себе Ли рассказывала неохотно. Сразу по
окончании средней школы она восемнадцатилетней девчонкой сбежала из дома в
Нэшвилл. Там простодушная красавица рассчитывала стать новой эстрадной звездой.
Случайное знакомство привело ее в семью состоятельного банкира, чей наследник,
Фелпс Бут, завершал курс наук в Вандербильтском университете
[6]. После свадьбы
молодые переехали в Мемфис. Единственный сын тетки, Уолт, которого отличал
бунтарский дух, жил в Амстердаме. Никакой другой информации Адам не услышал.
Ему было трудно судить, унаследовала ли тетка
черты настоящих Кэйхоллов. Складывалось впечатление, что голос крови звучит в
ней мощным крещендо. Но стоило ли ее за это винить?
Исчезла она так же незаметно, как и появилась.
Поднявшись еще до рассвета, тихо вышла из дома. Два дня спустя Ли позвонила,
чтобы искренне поблагодарить Адама и Кармен за гостеприимство; с жаром убеждала
обоих писать ей письма. Таковые были написаны и отправлены, однако ответ
почтальон доставил очень не скоро. Смолк телефон. Внезапно начавшаяся дружба
медленно угасла. Мать пыталась оправдать тетку – для нее та оставалась
“прекрасной души человеком”. Однако мать, будучи одной из Кэйхоллов, несла,
наверное, на себе проклятие рода. Адама вновь окружила пустота.
Летом, сразу по окончании колледжа в
Пеппердайне, он вместе с однокашником через всю страну отправился в Ки-Уэст.
Друзья заехали в Мемфис, чтобы провести пару дней у тетки Ли. Жила она в
просторном особняке на высоком берегу реки. Все трое часами сидели во
внутреннем дворике, поедали домашнюю пиццу, запивая ее превосходным пивом,
следили за ползущими по Миссисипи баржами и вели долгие разговоры. О семье в
них не было произнесено ни слова. Адама переполняли впечатления от учебы, тетку
живо интересовало его будущее. Ли оказалась не только приятной собеседницей, но
и весьма гостеприимной хозяйкой. Когда они расставались, в глазах женщины
блеснули слезы.
– Обещай, что еще приедешь!
Не желая пересекать штат, Адам предложил
двинуться на восток, в Теннесси. Уже возле Смоки-Маунтинс, в одном из городков,
друзей, по расчетам Адама, отделяла от Парчмана всего сотня миль. Было это
четыре года назад, в 1986-м. К этому времени коробка с материалами по делу Сэма
Кэйхолла почти заполнилась. Оставалось лишь привести в порядок видеозаписи.
* * *
Поздно вечером Адам кратко переговорил с тетей
по телефону, сказал, что проведет в Мемфисе несколько месяцев и будет рад
увидеться. Ли пригласила его к себе: четыре спальни для гостей все равно
пустуют, он просто должен пожить у нее. Когда Адам сообщил о цели приезда, на
другом конце провода повисло долгое молчание.
– В любом случае заходи, – без особого
энтузиазма пригласила наконец тетя. – Поговорим. Там будет видно.
Вечером, в начале десятого, он выбрался из
черного “сааба”, нажал кнопку звонка и посмотрел по сторонам. Крытый красной
черепицей особняк стоял в ряду себе подобных. Небольшой поселок окружала
кирпичная стена, у единственных ворот расхаживал вооруженный охранник. Похоже,
обитатели вилл несколько опасались соседства с городом. За исключением вида на
реку, ничего примечательного в дорогом районе не было.
Раскрыв дверь, Ли ткнулась носом в щеку
племянника.
– Добро пожаловать. – Она бросила взгляд на
стоянку машин, повернула ручку замка. – Устал?
– Не очень. Дорога отняла двенадцать часов.
Мог бы уложиться в десять, но я не спешил.
– Поешь?
– Нет. Я недавно перекусил.
Они смотрели друг на друга. Тетке должно было
скоро исполниться пятьдесят, за прошедшие с момента их последней встречи четыре
года она заметно постарела. В собранных в длинный хвост каштановых волосах
появились седые нити, голубые когда-то глаза окружила сетка мелких морщин.
Поверх старых джинсов свободно болтался домашний халат.
– Хорошо, что приехал, – мягко улыбнулась Ли.
– Ты уверена?
– Конечно. Пойдем посидим.
Взяв Адама за руку, она провела его сквозь
стеклянные двери во внутренний дворик, где с толстых деревянных балок свисали
горшки бугенвиллеи. Далеко внизу плавно несла свои воды река. Оба опустились в
кресла-качалки.
– Как Кармен? – спросила тетя, наливая в
высокие стаканы ледяной чай.
– У нее все отлично. Заканчивает Беркли. Раз в
неделю мы говорим по телефону. Встречается с парнем, и намерения, по-моему,
самые серьезные.
– Что она там изучает? Я, признаться, забыла.
– Психологию. После защиты хочет преподавать.
В чае ощущался терпкий вкус лимона и
недостаток сахара. Густой, горячий воздух был влажным.
– Уже почти десять, – с наслаждением делая
новый глоток, заметил Адам. – С чего такая жара?
– Ты в Мемфисе, мой мальчик. Жара простоит до
конца сентября.
– Я этого не выдержу.
– Привыкнешь. Мы спасаемся холодным чаем и
редко выходим на улицу. А что мать?
– По-прежнему в Портленде. Вышла замуж за
торговца лесом. Как-то раз я его видел. Лет шестидесяти пяти, хотя вполне можно
дать и семьдесят. Ей же сорок семь, а выглядит на сорок. Дивная парочка.
Отдыхать предпочитают на юге Франции или в Ницце, там, куда слетается публика
состоятельная. Она чувствует себя счастливой: дети выросли, Эдди Умер, прошлое
давно позади. Денег у матери с избытком, она вовсю радуется жизни.
– Ты слишком жесток.
– Я слишком легкомыслен. Она и вспоминать обо
мне не хочет, считает меня свидетельством былого позора семьи.
– Она любит тебя, Адам.
– Как приятно это слышать! Ты-то откуда
знаешь?
– Я просто знаю.
– Вот уж не думал, что вы с матерью так
близки.
– А мы и не близки. Успокойся, Адам, не
переживай.
– Прости. Нервы. Я бы выпил чего-нибудь
покрепче.
– Без проблем. Почему бы нам не развлечься,
пока ты здесь?
– Я приехал не развлекаться, тетя Ли.
– Просто Ли, договорились?
– Договорились. Завтра я должен увидеть Сэма.
Поднявшись, тетя вошла в дом, чтобы вскоре вернуться с бутылкой виски. Плеснув
в оба стакана, она взяла свой, повернулась к реке.
– Зачем?
