– Самую малость. В детстве я говорила ему о
родственниках в Калифорнии. Разумеется, Фелпс тут же добавил, что они гораздо
ниже нас по положению в обществе и ничего особенного собой не представляют. Ты
должен понять, Адам: Фелпс растил сына снобом. Элитные школы, узкий круг
знакомых. В роду Бута одни ничтожества.
– Как они относятся к его
сыну-гомосексуалисту?
– Уолта они презирают. А он – их.
– Мне он уже нравится.
– Он и на самом деле неплохой парень.
Занимается искусством, пишет картины. Я регулярно шлю ему деньги.
– Сэм знает о нем?
– Не думаю. От кого?
– Вряд ли ему что-то скажу и я.
– Так будет лучше. У Сэма и без того
достаточно проблем. Равиоли уже чуточку остыли, и некоторое время оба молча
наслаждались ими. Официант принес еще воды и чая со льдом. Пара за соседним
столиком заказала бутылку шабли, и Адам видел, каким взглядом посматривала на
нее Ли.
– Могу я задать тебе личный вопрос? – спокойно
спросил он.
– Других я пока от тебя не слышала.
– Ты права. Так могу?
– Давай.
– Сегодня я узнал, что ты – алкоголичка, муж
твой – животное, а сын – гей. Для одного дня это многовато. Скажи, стоит ли мне
ждать новых откровений?
– Сейчас соображу. Да, вот: Фелпс тоже
алкоголик, только он никогда этого не признает.
– Что-нибудь еще?
– Ему дважды предъявляли иски о сексуальных
домогательствах.
– О`кей, к черту Бутов. Меня интересуют
сюрпризы нашего семейства.
– Семейных тайн мы пока даже не коснулись.
– Этого я и боялся.
Глава 18
Перед рассветом Дельту накрыла гроза. Сэма
разбудили оглушительные разряды молний. Он услышал, как по оконным стеклам в
коридоре забарабанили крупные капли дождя. Влажная постель стала прохладной.
Может, грядущий день и не будет таким жарким, может, солнце не покажется из-за
туч, может, на день-другой ветер освежит удушливую атмосферу. Во время дождя у
Сэма всегда появлялись подобные надежды, однако летом гроза обычно означала
лишь размокшую землю, испарения от которой под палящими лучами дневного светила
вообще отнимали у человека способность дышать.
Приподняв голову, он смотрел, как на цементном
полу коридора возникают небольшие лужицы. В тусклом желтоватом свете
электрических ламп вода слабо поблескивала. На Скамье царила полная тишина.
Дождь Сэм любил, особенно летом и особенно по
ночам. Безграничная мудрость толкнула власти штата Миссисипи построить Парчман
в настоящем пекле. Блок особого режима походил на жаровню. Из соображений
безопасности все выходившие на улицу окна были крошечными и фактически бесполезными.
Вентиляции проект этого филиала ада на земле не предусматривал, поэтому воздух
внутри оставался абсолютно неподвижным. Возводя образцовое пенитенциарное
учреждение, создатели отказались от мысли установить в нем кондиционеры. Гордо
возвышавшиеся над хлопковыми полями здания должны были поглощать из почвы ту же
влагу, что и растения. Когда же земля пересыхала, то Скамья превращалась в
раскаленную духовку.
Однако подчинить себе и погоду власти штата не
смогли С началом дождя Сэм улыбался и возносил Богу краткую молитву. Творец
оказывался на высоте, перед его всесилием штат отступал. Это была маленькая, но
победа.
Встав с койки, Сэм потянулся. Постель его
представляла собой матрас из поролона размером шесть на два с половиной фута и
толщиной в четыре дюйма. Размещался он на металлической раме с наглухо
вцементированными в пол ножками. Заключенному выдавали две простыни, зимой к
ним иногда добавлялось одеяло. Почти всех без исключения сидельцев мучили боли
в позвоночнике, но со временем человек привыкал и жалоб становилось меньше.
Тюремного врача обитатели Скамьи своим другом не считали.
Сделав два шага, Сэм просунул руки меж прутьев
решетки, оперся на локти. Он с наслаждением слушал раскаты грома, следил
взглядом за залетавшими в коридор каплями. Хорошо бы сейчас пробежать босиком
по мокрой траве, подставляя лицо низвергающимся с неба потокам воды!
Весь ужас Скамьи состоял в том, что человек на
ней медленно, но неотвратимо умирал каждый день. Его убивало само ожидание
смерти. Просыпаясь утром в своей клетке, он говорил: так, осталось на двадцать
четыре часа меньше.
Сэм закурил, наблюдая за тем, как капли
пронзают облачко дыма. В голове мелькнула мысль: удивительные вещи творятся в
нашей системе правосудия. Суды принимают сегодня одно решение, а завтра – прямо
противоположное. Они годами игнорируют все твои ходатайства, и вдруг – раз, ни
с того ни с сего удовлетворяют его. Судьи, как и люди, умирают, на смену им
приходят другие, придерживающиеся совершенно иной логики. После ухода старого
президента новый повсюду расставляет членов своей команды, вслед за
исполнительной властью шарахается в разные стороны и законодательная.
При определенных условиях смерть можно
рассматривать как награду. Предложи Сэму выбрать между смертью и жизнью на
Скамье, он без колебаний вошел бы в газовку. Но ведь существует еще и надежда,
неясная, туманная вероятность того, что найдется в гигантском лабиринте
правосудия трезвомыслящий чиновник и дело твое будет пересмотрено. О таком чуде
мечтает каждый сиделец, именно эти мечты придают ему силы жить.
Не так давно Сэм прочитал где-то (он не помнил
где), что из двух с половиной тысяч жителей Америки, приговоренных к высшей
мере наказания, в прошлом, 1989-м, году казнены были лишь шестнадцать человек.
После 1977-го, когда Гэри Гилмор в штате Юта сам пожелал встать перед
расстрельным взводом, в Миссисипи казнили только четверых. Подобные цифры
дарили пусть обманчивый, но шанс, укрепляли в Сэме желание бороться.
