– Естественно! Даю слово, Сэм. Жюри будет
состоять из настоящих патриотов, людей твоего склада, старина, из действительно
белых. А они тоже боятся отпускать своих детишек в школу, если там учатся
черномазые. Это достойные граждане великой страны, Сэм. Мы посадим двенадцать
таких человек за стол, объясним им, как поганые иудеи подняли шумиху вокруг
надуманных кликушами прав. Верь мне, Сэм. Проблем не возникнет! – Нависнув над
шатким столом, Кловис дружески похлопал собеседника по плечу. – В моей практике
все это уже было.
Ближе к вечеру на Кэйхолла надели наручники и
вывели из здания тюрьмы к полицейскому фургону, чтобы доставить в суд.
Оказавшись на улице, Сэм попал под перекрестный обстрел армии фоторепортеров.
Другая не менее многочисленная, группа поджидала его во дворе суда.
В кабинет муниципального судьи Сэм вошел
плечом к плечу с досточтимым мэтром Кловисом Брэйзелтоном. Уверенным тоном
адвокат отказался от предварительного слушания, после чего подписал несколько
бумаг. Двадцать минут, и Кэйхолл вновь заходил в свою камеру. Пообещав через
пару дней появиться опять и начать выработку стратегии, Кловис зашагал
навстречу журналистам.
* * *
Внимание прессы к событиям в Гринвилле
несколько ослабло только через месяц. 5 мая 1967 года Сэму Кэйхоллу и Джереми
Догану правосудие штата предъявило обвинение в умышленном убийстве. Собравшейся
публике окружной прокурор объявил, что потребует для обвиняемых смертного
приговора. Имя Ролли Уэджа в зале суда не прозвучало. Ни полиция, ни ФБР даже
не подозревали о его существовании.
Представлявший интересы теперь уже двух
обвиняемых, Кловис Брэйзелтон сдержал слово: новое слушание состоялось 4
сентября 1967 года в округе Неттлс, то есть более чем в двухстах милях от
Гринвилла. Происходившее напоминало цирк. На широкой лужайке перед зданием суда
куклуксклановцы разбили лагерь и в течение часа громко скандировали свои
лозунги. В действе приняли участие их собратья из соседних штатов; желавшие
выступить становились в очередь. Усилиями организаторов митинга Сэм Кэйхолл и
Джереми Доган предстали в образе ангелов-хранителей белой расы, имена героев
сотни, тысячи раз выкликались их восторженными поклонниками.
Журналисты, наблюдавшие за спектаклем,
терпеливо выжидали. Полно их было и в зале суда – под деревьями остались лишь
самые нерасторопные. Они следили за действиями членов Клана, вслушивались в
пылко произносимые речи. И чем заметнее был интерес прессы, тем продолжительнее
становились эти речи.
Для Кэйхолла и Догана новое слушание проходило
весьма гладко. Кудесник Брэйзелтон усадил-таки на скамью присяжных двенадцать,
как он предпочитал их называть, патриотов и принялся за пробивание брешей в
выстроенной прокурором системе обвинения. Главным аргументом адвоката явилось
то, что все улики были лишь косвенными: никто ведь не видел, как Сэм Кэйхолл
закладывал бомбу. Кловис драматическим жестом подчеркнул данное обстоятельство,
и, судя по лицам присяжных, оно произвело впечатление. Нанятый Доганом, Кэйхолл
приехал в Гринвилл по делам и всего только появился у офиса Крамера в
неподходящий момент. Вспомнив о погибших во время взрыва мальчиках, Брэйзелтон
прослезился.
Бикфордов шнур оставил в багажнике “понтиака”,
по-видимому, прежний владелец машины, мистер Карсон Дженкинс, подрядчик
строительной компании в Меридиане. В письменных свидетельских показаниях мистер
Дженкинс подтверждал, что по роду профессии ему постоянно приходится иметь дело
с динамитом. Кусок шнура он просто забыл вытащить из багажника, когда продавал
“понтиак” Догану. Мистер Дженкинс, читающий по воскресеньям лекции в церковной
школе, являет собой пример добропорядочного гражданина, слова которого не
вызывают и тени сомнений.
И к тому же состоит членом Ку-клукс-клана, о
чем, правда, в ФБР не догадывались. Нет, Кловис Брэйзелтон сыграл свою роль
безукоризненно.
Ни полиция, ни ФБР не знали и о том, что свою
собственную машину Кэйхолл оставил на стоянке трейлеров в Кливленде. В самый
первый раз разговаривая из тюремной камеры по телефону с женой, Сэм дал супруге
четкие инструкции: пусть сын, Эдди Кэйхолл, немедленно отгонит автомобиль
подальше. Такая предусмотрительность оказалась очень на руку защите.
Стратегия адвоката была простой, но достаточно
эффективной: “Разве может кто-то доказать, что мои клиенты вошли в преступный
сговор? Неужели вы, присяжные округа Неттлс, обречете на смерть двух ни в чем
не повинных мужчин?”
На пятый день суда члены жюри удалились на
совещание. Своим подопечным Брэйзелтон гарантировал: они будут оправданы. Не
сомневался в этом и прокурор. Члены Клана на лужайке предвкушали победу.
Но приговор, обвинительный или оправдательный,
так и не прозвучал. Двое присяжных упрямо требовали смертной казни. Потратив
почти полтора дня на ожесточенные дискуссии, жюри вынесло вердикт: процесс
зашел в тупик, дело требует пересмотра. Судья назначил дату нового слушания, и
впервые за долгих пять месяцев Сэм Кэйхолл отправился домой.
* * *
Процесс возобновился шестью месяцами позже, в
округе Уилсон, лежавшем среди бескрайних сельскохозяйственных угодий, в четырех
часах езды от Гринвилла и сотне миль от Неттлса. Органы юстиции получили
несколько жалоб: оказывается, перед началом первой сессии члены Клана пытались
оказать давление на потенциальных присяжных. В результате, руководствуясь
никому не известными доводами, в качестве нового места судья выбрал район,
кишевший куклуксклановцами и их сторонниками. Как и прежде, члены жюри были
поголовно белыми и без малейшей примеси еврейской крови в жилах. Кловис
Брэйзелтон придерживался уже оправдавшей себя тактики – он лишь пригласил
мистера Карсона Дженкинса засвидетельствовать свои показания лично.
Согласившись, тот принялся вдохновенно лгать.
Государственный обвинитель решил несколько
изменить стратегию, однако это ни к чему не привело. Умышленное убийство
превратилось в убийство по неосторожности. Вопрос о смертной казни отпадал, и
жюри могло при желании признать Кэйхолла и Догана виновными. Наказание их в
таком случае ждало бы более мягкое, но обвинение все равно оставалось
обвинением.
Однако имелись во втором процессе и серьезные
отличия. Три дня не сводил глаз с присяжных Марвин Крамер, сидевший в
инвалидной коляске. Его жена Рут попыталась присутствовать еще на первом суде,
но буквально через день была вынуждена вернуться в Гринвилл: сдали нервы.
Перенесшему шесть операций Марвину врачи категорически запретили появляться в
Неттлсе.
Члены жюри старались избегать его испытующего
взгляда и проявляли удивительный для присяжных интерес к показаниям свидетелей.
Лишь одна молодая женщина, Шарон Кулпеппер, мать двоих близнецов, не могла себя
сдержать. Глаза ее то и дело встречались с глазами Крамера. Марвин беззвучно
молил ее о справедливости.
