Адам уселся за руль и, опасливо переключая
передачи, погнал машину по петлявшей меж холмов ленте шоссе. Главное – не
нарушить покой в желудке, думал он.
Когда стукнула входная дверь, Ли безуспешно
пыталась придать сколь-нибудь аппетитный вид горке дымившихся на огромном блюде
спагетти. Возле тонких фарфоровых тарелок чинно поблескивало столовое серебро,
в центре стола высилась ваза со свежесрезанными цветами. Рецепт рекомендовал
поставить блюдо на пару минут в микроволновку, однако Ли все еще не решалась
сделать это. За минувшую неделю она дважды была вынуждена признать полное
отсутствие у себя кулинарных талантов, и возня со спагетти подтверждала этот вывод.
Тут и там в кухне лежали различных размеров сковороды, высились кастрюли, рядом
с плитой на полу была брошена электрическая мясорубка. Племянника тетка
встретила в фартуке, покрытом пятнами кетчупа. Оба поцеловались.
– На крайний случай в морозилке есть пицца, –
с улыбкой сказала она, всматриваясь в покрасневшие глаза Адама. – Ну и вид у
тебя!
– Ночь вышла тяжелой.
– Из-за спиртного?
– Позавтракал я двумя бокалами “Кровавой
Мэри”, а сейчас не откажусь от третьего.
– Бар пока закрыт. – Ли взяла нож, чтобы
вступить в поединок с грудой овощей. Первой жертвой стал кабачок. – Чем ты там
занимался?
– Ловил форель и пил в компании бывшего агента
ФБР. Спал на полу, возле стиральной машины.
– Какая экзотика! – Нож мелькнул в миллиметре
от пальца, и Ли мгновенно отдернула руку. – Газету видел?
– Нет. А должен?
– Она того стоит. Вон, в углу.
– Очередная пошлость?
– Возьми и прочти.
Адам подхватил воскресный выпуск “Мемфис
пресс” и уселся за стол. С первой страницы на него смотрело его собственное
улыбающееся лицо. Снимок казался знакомым. Сделали его, должно быть, в
Мичигане, на последнем или предпоследнем курсе. Статья занимала больше половины
полосы и включала в себя множество других фотографий: Сэма, Марвина Крамера,
Рут Крамер, Джона и Джошуа, Дэвида Макаллистера, Стива Роксбурга, Найфеха,
Джереми Догана и мистера Эллиота Крамера, отца Марвина.
Тодд Маркс не терял времени даром. Материал
начинался с краткого изложения печальной истории семейства Крамеров, затем
автор без лишних слов возвращался в настоящее, едва ли не буквально
воспроизводя заметку, опубликованную двумя днями ранее. Репортеру удалось
разыскать подробности биографии Адама: колледж в Пеппердайне, юридическая школа
Мичигана, редактура в профессиональном журнале, недолгое сотрудничество с
“Крейвиц энд Бэйн”. Фил-лип Найфех ограничился лаконичной фразой о том, что
казнь, если она состоится, будет происходить в полном соответствии с законом.
Макаллистер же щедро делился с читателями своей мудростью: жуткая судьба
Крамеров мучила его ночными кошмарами в течение двадцати трех лет, заявлял
губернатор. Размышлять о трагедии он не перестанет до последнего дня жизни. Ему
выпала высокая честь покарать Сэма Кэйхолла, проследить за тем, чтобы возмездие
настигло преступника. Лишь казнь убийцы позволит перевернуть позорную страницу
истории штата Миссисипи. Нет, ни о каком милосердии не может идти речи,
поддаться минутной слабости означало бы предать светлую память о безвинно
погибших мальчиках. И проч., проч., проч.
Стив Роксбург тоже воздал должное вниманию
прессы. Он пообещал жестко противостоять Кэйхоллу и его адвокату, которые
рассчитывают на новую отсрочку приговора. Генеральный прокурор лично, как и
каждый его подчиненный, готов работать по восемнадцать часов в сутки, чтобы
оправдать надежды и чаяния жителей штата. Дело пресловутого террориста длится
слишком долго, пришла пора поставить в нем точку. Нет, жалкие попытки Кэйхолла
уйти от ответственности его не тревожат, как юрист, как защитник интересов
народа, он полностью в себе уверен.
Сэм Кэйхолл, пояснял журналист, от
комментариев отказался, а Адама Холла в настоящий момент нет в городе. Звучало
это так, будто Адам с удовольствием побеседовал бы с репортером, если бы тому
удалось отыскать его.
Мнения членов семьи представляли интерес, но
от знакомства с ними душу охватывала тоска. В свои семьдесят семь лет Эллиот
Крамер все еще работал и считал себя человеком достаточно бодрым – несмотря на
проблемы с сердцем. Его до сих пор переполняло чувство горечи, он винил Клан и
Сэма Кэйхолла не только в гибели внуков, но и в смерти сына, Марвина. Двадцать
три года он ждал казни негодяя, казни, которую никто не назовет чересчур поспешной.
Он гневно обличал систему правосудия, позволившую осужденному десять лет
разгуливать на свободе. Он не был уверен, сможет ли присутствовать при
экзекуции, зависеть это будет от докторов, но, во всяком случае, очень хотел
бы. Хотел бы заглянуть Кэйхоллу в глаза.
Рут Крамер говорила намного сдержаннее.
“Время, – сказала она, – врачует самые глубокие раны. Не знаю, что буду ощущать
после казни, ясно одно: сыновей мне уже не вернуть”.
Больше ничего Тодд Маркс от нее не услышал.
Адам сложил газету. В желудке вновь
заворочался плотный ком. Отвлекли его от мыслей о недомогании самоуверенные
заявления губернатора и генерального прокурора. Молодому адвокату, который
ставил перед собой цель спасти жизнь своего подзащитного, стало страшно от
мысли лицом к лицу столкнуться с потрясавшим оружием противником. Он –
неопытный начинающий юрист, а они – ветераны. В распоряжении Роксбурга был
целый аппарат, куда входил опытный специалист, известный под прозвищем Доктор
Смерть – профессиональный законник, прославившийся патологической жаждой крови.
Адаму, с его пачкой бесполезных бумаг, оставалось рассчитывать лишь на чудо.
Статья обескураживала, лишала надежды.
С чашкой кофе в руке на соседний стул
опустилась Ли.
– Совсем плохо? – спросила она и провела
ладонью по щеке племянника.
– Ничего ценного фэбээровец мне не сообщил.
– Похоже, Крамер-отец еще более крепкий
орешек, чем Крамер-сын.
Адам потер виски.
– У тебя есть что-нибудь от головной боли?
– Как насчет валиума?
– Годится.
– Есть хочешь?
– Нет. Желудок не в порядке.
– Тогда к черту ужин. В этих книгах дурацкие
рецепты. Обойдемся пиццей.
– Никакой пиццы. Только валиум.
