Эта мысль стала очень важным поворотным моментом в моей жизни. Я понял, что груз депрессии и тревоги перестал быть невыносимо тяжелым. Благодарю тебя, Робби.
Вскоре я позвонил маме и начал расспрашивать ее о прошлом. Я не имел ни малейшего понятия о трудовых лагерях, обо всем, что ей довелось пережить в военные годы. Она не была слишком словоохотливой, рассказывала очень мало, но этого было достаточно, чтобы понять, что мама сделала все, что могла в сложившихся обстоятельствах. Она пережила травму, ее муж был свирепым монстром, а тут еще я — сынок с шилом в заднице. Это была не ее вина, что из меня вырос несчастный бездомный джанки. Я сам был виноват.
И мой старый мир рухнул.
* * *
Робби купил мне абонемент в спортзале «Спектрум» на Пасифик Палисадез, и я начал тренироваться с завидной регулярностью. Сначала было тяжко, но я заставлял себя ходить туда каждый день. В сауне была такая жара, что яйца потели, но мне нравилось. Каждый день я парился в сауне по пятнадцать-двадцать минут, а потом вставал под ледяной душ. Я увлекся сауной, проводил там два часа в день. В спортзале меня спросили: «Вы не пробовали ниацин?»
[64] Я сказал, что нет, но сразу же поехал в ближайший магазин здорового питания, купил таблетки и вернулся. Сначала я проглотил двести миллиграммов, и меня чуть не увезли на скорой. Я не знал, что дозу увеличивают постепенно.
Я купил себе расческу из щетины вепря. Она жгла мою кожу как огонь. От ниацина был зуд и краснота, но я своими глазами видел, что выгляжу лучше и моложе с каждым днем. Я очистился и очень серьезно задумался о детоксе. Когда я оттирал свою беззащитную кожу щетиной вепря — я не просто отшелушивал мертвые клетки и прочищал лимфатическую систему. Я скреб свою душу. Я хотел очиститься огнем, оттереть, отмыть залежи грязи и порока, которые скопились во мне.
Я познакомился с красивой девушкой. С инструктором по пилатесу. Вскоре мы стали встречаться. К моему удивлению, события развивались очень быстро, все складывалось хорошо. Я был честен и рассказал о своем прошлом без утайки. Неудивительно, что девушка отказалась спать со мной, пока я не сдам все анализы.
Все анализы… мать твою.
Я понял, что в глубине души я боялся, что у меня гепатит С, и знал, что, если поделюсь с девушкой своими страхами, она мне откажет. Я пошел домой и рассказал Робби об этой дилемме. Я был в истерике, хотел провериться немедленно, но не хотел ждать результатов. Я уже сдавал анализы, и это был сущий ад.
«Расслабься, — сказал Робби. — Тебя никто не заставляет ждать неделю».
У Робби был лучший друг, который работал продюсером порнофильмов в долине Сан-Фернандо. Мы позвонили ему, и он дал номер клиники.
— Езжай туда и скажи, что работаешь на меня. Скажи им, что ты — новая порнозвезда и снимаешься в фильме. Придумай себе псевдоним. Результаты будут готовы в течение суток. Запросто.
— Разве это возможно? — спросил я.
— Да, это самый точный анализ. Они делают анализ ДНК. Они скажут тебе, есть ли у тебя гепатит С, ВИЧ, даже если вирус дремлет в твоем организме.
Клиника располагалась на бульваре Вентура в долине Сан-Фернандо. Но все оказалось намного сложнее. Я не мог просто прийти и сказать, что собираюсь сниматься в порно и мне нужно сдать анализы. Эта клиника была некоммерческой организацией для порноактеров, ее возглавляла красивая женщина, которая случайно заразилась ВИЧ на съемках. Мне задали кучу вопросов:
— На какого продюсера вы работаете?
— Как называется фильм?
— Для гомосексуалов, гетеросексуалов или бисексуалов?
— Вы занимаетесь анальным сексом?
Я провел там три часа с юношами и девушками, которые впервые снимались в порно. Мы смотрели ролики про клизмы, экскременты, семенную жидкость, нам показали, как выглядит ВИЧ и гепатит С. Это был какой-то сюр.
Друг Робби был прав только в одном: я получил результаты анализов на следующий день. У меня не было гепатита С, и мне давали 100 % гарантию, что у меня нет ВИЧ, потому что прошел инкубационный период.
Придя на свидание с инструктором по пилатесу, я сразу же показал ей свои результаты. Я был очень счастлив. Потому что я был чист. И по другим причинам… Я думаю, вы знаете, по каким.
* * *
Я сидел в кафе «Мармелад». Я был трезв уже девять месяцев, когда позвонила моя мама. Ее голос звучал отстраненно. Она только что была у врача, и у нее диагностировали рак. Я пришел в смятение.
Меня убивало, что у меня нет денег, чтобы поехать домой, навестить маму или помочь оплатить счета за лечение. Ей было шестьдесят шесть лет, она была одна и работала шесть дней в неделю младшей медсестрой в больнице Толидо. Мама жила от получки до получки в маленькой квартирке на Кенвуд-Гарденс, в многоквартирном доме.
Повесив трубку, я принял решение: мне нужно заработать деньги. Я должен позаботиться о своей маме. Это была моя единственная цель. Я растратил зря свою жизнь, пренебрегал мамой, и, наверное, я не смогу заработать много денег, но я все равно могу позаботиться о ней.
* * *
Я продолжал принимать участие в программе «12 шагов» и высоко ценил безоговорочную любовь и поддержку ее участников. Куда еще можно прийти, поднять руку и сказать: «Однажды у меня кончился кокс, поэтому я купил крэк, смешал его с лимонадом и вмазался в шею»? А совершенно незнакомые люди будут хлопать тебя по плечу, обнимать и приглашать на обед… В итоге я даже стал прислушиваться к советам и мыслям, которые высказывались на собраниях, — что я должен смиренно сказать людям, что мне нужна работа. Не важно, какая это будет работа, она просто нужна.
Я познакомился с отличной семейной парой гомосексуалов. Крис и Глен разрешили мне убирать в их доме. Еще я познакомился с Шерман. Она работала грумером и платила мне двадцать долларов в день за мытье собак и чистку параанальных желез. Я даже не знал, что у собак есть параанальные железы, но они были, и я выдавливал из них секрет.
Потом я познакомился с Дэрилом Коббом. Это был мастер на все руки, строитель, одно время мы работали вместе. Мы выкорчевывали пень лопатой и мотыгой. Работа была трудная. Я возился десять минут, потом упал на землю и разревелся. Дэрил был очень мудрым и сострадательным. Он подробно рассказал мне о своей трезвости, поведал, что не пьет и не употребляет где-то 16–17 лет. Я не мог в это поверить — неужели человек может оставаться трезвым шестнадцать лет?
Остаток дня я был занят на менее утомительных физических работах. На закате солнца мы вернулись обратно в Малибу, и он высадил меня у «Старбакса». Когда я вылезал из фургона, он протянул мне стодолларовую бумажку. Это были самые большие деньги, которые я держал в руках с тех самых пор, как был трезвым.
Я взял сто долларов, пошел в «Кухню Малибу» и заказал тунца по-швейцарски на поджаренном багете с семечками. Сейчас я закрываю глаза и вспоминаю вкус этого сэндвича. Со многими зубами я уже попрощался и мог жевать только с одной стороны и очень осторожно, потому что это был самый большой сэндвич, который я только ел в своей жизни. Когда я вдохнул аромат тунца и свежевыпеченного хлеба, на мои глаза навернулись слезы. Было приятно расплатиться честно заработанными деньгами. Это не была милостыня или деньги, вырученные от продажи наркотиков или обналички продуктовых талонов. Я заработал эти деньги. Я работал за эти деньги. И мне хотелось работать и зарабатывать. Тогда я этого не знал, но этот момент был очень важным в моей жизни, так как в этот момент я разорвал порочный круг выученной беспомощности.
