«Послушай, — сказал Рик, — скажи этому козлу, что умолять его ты не будешь».
Психолог посоветовал мне обратиться в банк спермы и родить ребенка самостоятельно. Теперь это уже не казалось мне таким безумным.
Том всегда быстро засыпал, повернувшись ко мне спиной. Я часто не могла уснуть и поэтому просто слушала, как он дышит. Я медленно выводила пальцем на его спине слова, которые не могла сказать.
Я-Т-Е-Б-Я-Л-Ю-Б-Л-Ю
Мерзавец.
Том: желание побеждает страх и трудности
Поначалу я виделся с Келли тайно, по ночам. Моя официальная девушка жила в часе езды к северу от Тампы, и мне было легко ускользать на свидания. Это была добрая и верная женщина, готовая ради меня на все. Поздно вечером я звонил ей и рассказывал о своем дне, а она рассказывала мне о своем. Затем я говорил, как люблю ее, ощущая горький привкус этих слов на языке.
Келли жила на другом конце округа, и времени на размышления у меня было предостаточно. Обычно я дожидался, когда окажусь на Бэйсайд Бридж над заливом Тампа, а затем звонил ей и говорил, что уже в пути.
— Где ты сейчас? — спрашивала она.
— Примерно в пятнадцати минутах езды.
— А если я скажу тебе «нет»?
Мчась по трассе, я понимал, что совершаю грех, но отрешался от этой мысли, не будучи готовым испытать чувство стыда.
В этот момент я смотрел на пролетавших мимо пеликанов, то выходивших из тени, то исчезавших в ней, на дорогу и черную воду, простирающуюся по обеим сторонам от меня. Она не собиралась меня останавливать, и мы оба это знали. Я слышал в голосе Келли злость и ужасную тоску. Она была выше всей этой ситуации, и я не понимал, почему мне это не удается. Тем не менее я чувствовал, что мое упорство ей нравится. Келли хотела, чтобы я завоевал ее, и надеялась, что я предложу ей кольцо, дом и ребенка. В этом и была проблема. Я носил кольцо много горьких лет. Всем хорошим, что вышло из нашего брака, были Нэт и Сэм. Они быстро взрослели и вскоре должны были пойти в колледж. Я не видел смысла начинать все сначала.
Сидя за рулем своего внедорожника, я делал музыку погромче, чтобы отключить мозг. Меня тянуло к красивым песням об одиночестве. Спрингстин и песня The Rolling Stones «Moonlight Mile» тихо растворялись в черной ночи из «Stolen Car» Стинга. Чаще всего я слушал альбом Бет Ортон «Daybreaker»: меня трогала печаль в ее голосе и слова о том, что кто-то зашел слишком далеко и никогда уже не будет прежним. Сколько вреда я причинял, особенно себе? Несмотря на мое настороженное отношение к браку, я жаждал простых клятв. Одиночество довело меня до отчаяния.
Мне легче жилось по четко определенным правилам, следуя руководству, написанному Богом.
Хотя я давно уже отошел от своего католического воспитания, монахи до сих пор жили у меня в голове.
К этому моменту я уже успевал проехать мост и повернуть на Сансет Пойнт Роуд, мчась на запад мимо темных такерий (место, где продают бурито и тако) и витрин оружейных магазинов. На парковках круглосуточных магазинов толпились подростки, озаренные неоновым светом рекламы «Будвайзера». На полпути отсюда был маленький торговый центр под названием «Время», на передней стене которого висели большие остановившиеся часы. Каждый раз, проезжая мимо, я задерживал дыхание и задумывался, можно ли умереть и не заметить этого.
Прямо перед поворотом на улицу Келли был светофор с мигающим желтым светом. Заметив его издалека, я включил последнюю песню из альбома «Daybreaker», «Thinking About Tomorrow». Я стал подпевать Ортон на том моменте, где она прощалась со своим возлюбленным, хотя была просто создана для него. Это была наша с Келли песня. Но она еще не знала об этом.
Келли всегда ждала моего приезда, и образ ее материализовывался в свете фар перед большой стеклянной входной дверью. Ее длинные темные волосы мягко лежали на плечах. Никто из нас не нарушал молчания. Я никогда не забуду, как она бросалась в мои объятия.
Я говорил предельно мало и никогда не объяснялся. Эти ночные свидания не были просто похотью, в этом я был уверен. Меня никогда не привлекали легкие интрижки. Я вновь и вновь повторял Келли, как люблю ее, не имея на это никакого права, и снова ощущал горький привкус этих слов, хоть это и была правда.
Я просыпался посреди ночи и чувствовал, как она дышит. Мне хотелось остаться навсегда и хотелось тотчас же уйти. Пес Хак знал, что мне нельзя доверять. Когда я вставал и шел в ванную, он просыпался и провожал меня своими желтыми глазами. Иногда даже рычал. Однажды он преградил мне путь. Еще до того как я понял, что происходит, он слегка прикусил низ футболки — единственного, что на мне было надето, — задев и промежность, тем самым обездвижив меня, а через пару секунд отпустил.
Когда тем же утром я рассказал Келли о произошедшем, она рассмеялась.
— Хак тебя не укусил, — сказала она. — Если бы он хотел это сделать, то сделал бы.
А затем она пристально посмотрела на меня, уже без улыбки.
— Кроме того, ты это заслужил.
Она всегда выкладывала правду без прикрас. Когда я показывал ей наброски своих статей в газете, она никогда не ободряла меня, говоря: «Я вижу направление твоих мыслей». Вместо этого она отрезала: «Эм, это слишком затянуто. Ты опять чересчур многословен».
Казалось, что в Келли нет ничего особенного, ведь о себе она почти не распространялась. Ей не было никакого дела до саморекламы. Однако в своей голове я вел список ее тихих добрых дел. Она работала волонтером в начальной школе и была наставником пятиклассницы и даже стала донором костного мозга, просто потому что в больнице была его нехватка. Разумеется, мне было известно о ее работе с бездомными собаками и о том, как она выкрала голодающего добермана из наркопритона. Она приводила беременных собак в свою гостиную и принимала роды. Однажды ночью Келли помогла немецкой овчарке родить десятерых щенков, но поняв, что на свет появились не все, собственноручно вытащила еще четверых щенков, сделала им искусственное дыхание изо рта в нос и вернула их к жизни.
Келли всегда спасала попавших в беду живых существ, особенно питбулей. С сильными животными она чувствовала родство. Она часто говорила о том, как сильно ей хочется прикоснуться к тигру. В то время я писал о зоопарке в Тампе и наблюдал за работниками, ухаживающими за двумя суматранскими тиграми. Келли просила устроить ей встречу с ними. Она надеялась погладить одного из них.
— Тигра? — переспросил я, полагая, что она шутит. — Тебе повезет, если он не откусит тебе руку.
— Я буду осторожна. Я бы просто секундочку погладила его.
Она была головоломкой, разгадать которую я никогда бы не смог.
Казалось, она не нуждалась ни в чем, кроме того что я не в состоянии был дать ей. Она не любила разговаривать. Иногда, задав ей вопрос, я пятнадцать минут ждал ответа чаще всего в виде предельно лаконичного утверждения. Таинственная и независимая, она отказывалась раскрываться до тех пор, пока сама не была к этому готова. Я ушел от разговора только один раз, когда поздно ночью Келли спросила, когда вся эта игра в прятки закончится.
