– Ну да, но ведь в последнее время он себя ведет совсем не так, как следовало бы папе, верно? Бросил жену, бросил четверых маленьких детей и умчался на поиски приключений!
– Он на правительство работал. Иначе бы он нас никогда не бросил. И мы хотим его видеть. Пожалуйста! Прямо сейчас!
– Ну надо же, какая эта барышня нетерпеливая! Уж потерпите, юная леди.
Мег не стала говорить этому человеку в кресле, что терпение никогда не было одним из ее достоинств.
– Кстати, детки, – продолжал он любезным тоном, – вы знаете, вам ведь вовсе не обязательно разговаривать со мной вслух. Я вас и так понимаю – не хуже, чем вы понимаете меня.
Чарльз Уоллес вызывающе подбоченился.
– Звучащая речь – одно из величайших достижений человечества, – провозгласил он, – и я намерен продолжать ею пользоваться, особенно с теми, кому не доверяю!
Однако голос у него дрожал. Чарльз Уоллес, который даже младенцем почти не плакал, готов был разрыдаться.
– А мне ты, значит, не доверяешь?
– А почему мы должны вам доверять?
– Но разве я давал вам повод мне не доверять?
Тонкие губы раздвинулись в усмешке.
И тут вдруг Чарльз Уоллес ринулся вперед и ударил человека в кресле изо всех сил – то есть довольно сильно, близнецы же его постоянно тренировали.
– Чарльз! – вскрикнула Мег.
Люди в черной форме плавно, но стремительно кинулись к Чарльзу. Однако человек в кресле небрежно шевельнул пальцем – и люди в черном отступили.
– Держи его! – шепнул Кальвин.
Они с Мег дружно кинулись вперед, схватили Чарльза Уоллеса и оттащили его от возвышения.
Человек в кресле скривился, и его мысленный голос звучал довольно неровно, как будто от удара Чарльза Уоллеса у него все же перехватило дух.
– Нельзя ли спросить, зачем ты это сделал?
– Затем что вы – не вы, – ответил Чарльз Уоллес. – Я не знаю точно, кто вы, но вы, – он указал на человека в кресле, – не тот, кто с нами разговаривает. Простите, если сделал вам больно. Я не думал, что вы настоящий. Я подумал, что вы, может быть, робот, потому что от вас напрямую ничего не идет. Я не знаю точно, откуда оно идет, но оно идет через вас. Это не вы.
– Ну надо же, какой умник! – процедил мысленный голос, и у Мег возникло неприятное ощущение, что в голосе звучит рык.
– Дело не в уме, – возразил Чарльз Уоллес, и Мег снова почувствовала, как вспотела ладошка у нее в руке.
– Ну что ж, попробуй тогда разузнать, кто я! – поддел его мысленный голос.
– Да я уж пробовал! – сказал Чарльз Уоллес высоким встревоженным голоском.
– Посмотри мне в глаза. Загляни в них поглубже, и я тебе скажу.
Чарльз Уоллес бросил взгляд на Мег, на Кальвина, потом сказал как бы себе самому: «Что ж, придется!» – и устремил свои ясные синие глаза на багровые глаза человека в кресле. Мег смотрела не на человека в кресле, а на братишку. Вскоре ей показалось, что взгляд у него расфокусируется. Зрачки делались все меньше и меньше, как будто Чарльз Уоллес смотрел на чрезвычайно яркий источник света, а потом наконец исчезли вовсе, и глаза у него сделались сплошь мутно-голубыми. Он вынул ладони из рук Мег и Кальвина и медленно направился к человеку в кресле.
– Нет! – вскрикнула Мег. – Нет!
Но Чарльз Уоллес все так же медленно шел вперед, и Мег поняла, что он ее не слышит.
– Нет! – снова вскрикнула она и кинулась следом. Неумело поставила ему подножку и сама повалилась на него.
Мег была настолько крупнее Чарльза Уоллеса, что он растянулся на полу, с треском ударившись головой о мраморные плиты. Она, всхлипывая, упала рядом с ним на колени. Чарльз некоторое время лежал без движения, словно потерял сознание от удара, потом открыл глаза, потряс головой и сел. Зрачки у него мало-помалу расширились и наконец вновь сделались нормальными, на бледные щеки вернулся румянец.
Человек в кресле заговорил с Мег, напрямую через ее разум, и теперь в его голосе отчетливо звучала угроза.
– Я недоволен, – сказал он ей. – Смотрите, юная леди, я ведь могу потерять терпение, а это, да будет вам известно, плохо отразится на вашем папе. Так что если вы хоть чуть-чуть хотите снова увидеть папу, вам стоит быть более покладистой.
Мег повела себя так же, как иногда вела себя в школе, в кабинете мистера Дженкинса. Она уставилась в пол в угрюмой ярости.
– Лучше бы поесть нам чего-нибудь дали! – обиженно сказала она. – Мы все умираем с голоду. Если уж вы собираетесь сделать с нами что-нибудь ужасное, то хотя бы не на пустой желудок!
Идущие к ней мысли снова наполнились хохотом.
– Ну что за забавная девчушка! Твое счастье, что ты меня смешишь, моя дорогая, иначе бы я не был к тебе так снисходителен. Мальчишки далеко не столь уморительны. Ну хорошо. Скажите, юная леди, если я вас накормлю, вы прекратите мне мешать?
– Нет, – сказала Мег.
– А ведь голод способен творить чудеса, – сказал ей человек в кресле. – Мне очень не хочется использовать против вас такие примитивные методы, но ты же понимаешь, что вы меня буквально вынуждаете…
– Да я бы и не стала лопать вашу жратву! – Мег все еще была вне себя от ярости, как в кабинете мистера Дженкинса. – Не рискнула бы.
– Ну да, разумеется, поскольку наша пища синтетическая, она уступает вашим блюдам из бобов с жареным беконом и прочим вредным продуктам. Но могу тебя заверить, что она куда полезнее, и, хотя никакого собственного вкуса она не имеет, достаточно небольшой модификации, чтобы создать иллюзию, будто ты кушаешь жареную индейку не хуже, чем на День благодарения!
– Да если бы я сейчас что-нибудь съела, меня бы все равно вырвало! – сказала Мег.
Чарльз Уоллес взял Мег с Кальвином за руки и шагнул вперед.
– Ну и что дальше? – спросил он у человека в кресле. – Довольно ходить вокруг да около. Ближе к делу!
– Мы как раз и были заняты делом, – сказал человек в кресле, – пока твоя сестрица не вмешалась. Она тебе чуть сотрясение мозга не устроила! Ну что, попробуем еще раз?
– Нет! – воскликнула Мег. – Чарльз, нет! Пожалуйста, не надо! Давай лучше я. Или Кальвин.
– Но из всех вас только у малыша достаточно развитая нервная система. Если ты попытаешься задействовать все необходимые нейроны, у тебя мозги взорвутся.
– А у Чарльза не взорвутся?!
– Думаю, нет.
– Но все же риск есть?
– Ну, риск есть всегда.
– Тогда ему нельзя этого делать.
– Ты же вроде бы признавала за ним право самому принимать решения.
Но Мег, все с тем же ослиным упрямством, которое столько раз доводило ее до беды, продолжала:
