– Выкладывай, что ты тут делаешь, – снова сказал Чарльз Уоллес.
– Это что такое? Мы что, в третьем классе, что ли? И вообще, кто из нас тупица, ты или я?
Мег вспыхнула от гнева, но Чарльз Уоллес ответил как ни в чем не бывало:
– Наверно, я. Но если хочешь, чтобы я отозвал собаку, – лучше отвечай.
– Никогда еще не встречал такого удивительного тупицу, – сказал Кальвин. – Ну, я отправился сюда, просто чтобы убраться подальше от своих домашних.
Чарльз Уоллес кивнул:
– А что с ними?
– У них у всех носы сопливые. Я третий в семье из одиннадцати детей. И я уникум.
На это Чарльз Уоллес широко улыбнулся:
– И я тоже.
– Я в плохом смысле, – сказал Кальвин.
– Я тоже.
– Я имею в виду – как в биологии, – недоверчиво произнес Кальвин.
– «Генетические изменения, – процитировал Чарльз Уоллес, – влекут за собой появление потомства с особенностями, не свойственными родителям, которые потенциально могут быть переданы потомству».
– Да что ж такое? – удивился Кальвин. – А я слышал, что ты и говорить-то не умеешь…
– Когда люди думают, что я тупица, это дает им лишний повод чувствовать себя умными, – сказал Чарльз Уоллес. – И кто я такой, чтобы их разочаровывать? Тебе сколько лет, Кэл?
– Четырнадцать.
– А в каком ты классе?
– В одиннадцатом, выпускном. Я очень умный… Слушайте, вас кто-то попросил сегодня сюда прийти?
Чарльз Уоллес взял Форта за ошейник и с подозрением взглянул на Кальвина:
– Что значит «попросил»?
Кальвин пожал плечами:
– Вы мне по-прежнему не доверяете, да?
– Не то чтобы я тебе не доверяю… – сказал Чарльз Уоллес.
– Вы можете мне объяснить, почему вы сюда пришли?
– Мы с Мег просто пошли погулять с Фортом. Мы так часто делаем после обеда.
Кальвин сунул руки в карманы:
– Вы что-то скрываете.
– Ты тоже, – бросил Чарльз Уоллес.
– Ну ладно, уникум, – сказал Кальвин. – Так и быть, рассказываю. Иногда у меня возникает странное чувство. Можно сказать, импульс. Знаешь, что такое «импульс»?
– «Внушение, побуждение, толчок к чему-либо». Не лучшее определение, но так в словаре написано.
– Ладно, ладно! – вздохнул Кальвин. – Постараюсь не забывать, что мое представление о твоем интеллекте основано на предубеждении.
Мег села на колкую траву на опушке. Форт мягко вывернулся из рук Чарльза Уоллеса, подошел к Мег, улегся рядом и положил голову ей на колени.
Кальвин продолжал, из вежливости стараясь обращаться не только к Чарльзу Уоллесу, но и к Мег тоже:
– И когда у меня возникает такое чувство, такой импульс, я всегда делаю то, что оно мне велит. Я не могу объяснить, откуда оно берется и каким образом оно ко мне приходит. Такое случается не слишком часто. Но я его слушаюсь. Так вот, сегодня у меня возникло ощущение, что мне непременно надо пойти в дом с привидениями. Больше я ничего не знаю, мальчик. Я ничего не скрываю. Может быть, дело в том, что мне надо было встретить вас. Представления не имею.
Чарльз Уоллес испытующе посмотрел на Кальвина. Потом глаза у него затуманились, и он как будто бы впал в задумчивость. Кальвин стоял неподвижно и ждал.
Наконец Чарльз Уоллес сказал:
– Хорошо. Я тебе верю. Но я тебе ничего сказать не могу. Пожалуй, я бы предпочел тебе довериться. Возможно, тебе лучше пойти к нам домой и поужинать с нами.
– Ну ладно, хорошо, но только… а что ваша мама скажет? – спросил Кальвин.
– Мама обрадуется. Она у нас хорошая. Не такая, как мы, но хорошая.
– А Мег?
– У Мег все сложно, – сказал Чарльз Уоллес. – Она не то и не другое.
– Что значит «не такая, как мы»? – осведомилась Мег. – Что значит «ни то ни другое»?
– Не сейчас, Мег, – сказал Чарльз Уоллес. – Погоди немного. Я потом все объясню. – Он посмотрел на Кальвина и, похоже, наконец решился. – Ладно, возьмем его с собой к миссис Что. Если с ним что-то не так, она это увидит. – И засеменил на своих коротких ножках к обветшалому дому.
Дом с привидениями стоял в тени купы вязов. Вязы почти совсем облетели, и земля вокруг дома была желтой от влажной листвы. Вечернее солнце в слепых окнах жутковато отсвечивало зеленым. Громыхнула слетевшая с петли ставня. Еще что-то скрипнуло. Неудивительно, что все думают, будто тут водятся призраки!
Парадная дверь была заколочена доской, и Чарльз Уоллес повел их на зады дома. Черный ход с виду тоже был заколочен, но Чарльз Уоллес постучался, и дверь медленно распахнулась наружу, скрипя ржавыми петлями. С одного из вязов хрипло каркнула старая черная ворона, дятел разразился бешеной дробью. За угол дома шмыгнула большая серая крыса, и Мег сдавленно взвизгнула.
– Они обожают всю эту традиционную бутафорию, – успокаивающе произнес Чарльз Уоллес. – Идемте!
Сильная рука Кальвина подхватила Мег под локоть, Форт прижался к ее ноге. Мег так обрадовалась их поддержке, что позабыла все страхи и вслед за Чарльзом Уоллесом смело вошла в темное нутро дома.
Место, где они очутились, смахивало на кухню. В огромном очаге весело плясало пламя, над огнем висел большой котел. Почему же тогда из трубы не шел дым? В котле что-то булькало, и пахло оно скорее как химикалии миссис Мёрри, чем как еда. В обшарпанном деревянном кресле-качалке восседала низенькая толстушка. Это была не миссис Что – наверное, кто-то из двух ее подруг, решила Мег. На толстушке были огромные очки – вдвое больше и вдвое толще, чем у Мег, – и она деловито шила короткими стежками, проворно втыкая иголку в простыню. Еще несколько простыней валялось на пыльном полу.
Чарльз Уоллес подошел к ней.
– Я все же считаю, что вам не следовало брать простыни миссис Банкомб, не посоветовавшись со мной, – сказал он настолько сердито и властно, насколько так может сказать очень маленький мальчик. – И вообще, зачем они вам?
Толстушка заулыбалась:
– Ой, Чарльзушка, золотце мое! «Le coeur a ses raisons que la raison ne connait point». Это по-французски. Паскаль сказал. «У сердца свой рассудок, который рассудку недоступен».
– Вы поступили неправильно, – сердито сказал Чарльз.
– Твоя матушка именно так бы и подумала.
Сквозь круглые очки как будто сверкнула улыбка.
– Я говорю не о чувствах моей матери по поводу моего отца! – резко возразил Чарльз Уоллес. – Я говорю о простынях миссис Банкомб!
Толстушка вздохнула. Огромные очки снова вспыхнули и засверкали, как совиные глаза.
– Ну разумеется, на случай, если нам потребуются призраки! – сказала она. – Мог бы и сам догадаться. Наша Что решила, что если нам вдруг придется распугивать незваных гостей, надо это делать как следует. Вот чем хорошо жить в доме с привидениями. Но мы, вообще-то, не хотели, чтобы ты знал про простыни. «Auf frischer Tat ertappt». Это по-немецки. «In flagrante delicto». Это латынь. «На месте преступления» по-английски. Как я уже говорила…
