Трикси, вновь оказавшись в центре внимания, оглядела инструменты.
– Щипцы, наверное.
– Чушь. Щипцы будут последним инструментом, который мы применим. Для начала нам надо добиться сокращения матки. В прошлом для этого использовали хинин, но сейчас это не рекомендуется. Как вы, возможно, помните, существует синтетический аналог питуитрина – питоцин. Это гораздо более надёжное и безопасное средство. Полагаю, доктор собирается использовать именно его.
Сестра Бернадетт посмотрела на врача.
– Именно так, сестра. Я готовлю маленькую дозу – четверть миллилитра – для внутримышечной инъекции. Если мышцы матки не среагируют, процедуру можно повторять каждые тридцать минут в течение двух часов. Но я надеюсь, что после первой инъекции мы увидим результат.
– Питоцин обычно работает, – продолжала сестра, – но для него есть ряд противопоказаний. Назовите их.
Трикси вновь оказалась под огнём. Она отчаянно пыталась вспомнить лекции, но так устала, что ей ничего не приходило в голову.
– Ну же, сестра. Так не пойдёт. Питоцин нельзя использовать, если стимуляция матки может оказаться опасной для матери или ребёнка. Во-первых, диспропорция: если вы видите, что таз слишком узкий или искривлённый, как это бывает при рахите, и плод не может опуститься, питоцин принесёт только вред. Далее, неправильное положение плода, обратное или косое. Если питоцин даётся слишком рано, до того, как сделан наружный поворот, ребёнок будет сдавлен. Наконец, надо учитывать состояние плода. Какое в этом случае противопоказание для использования питоцина, сестра?
Наконец-то у Трикси был ответ.
– Сердце!
– Превосходно. Состояние плода можно определить по пульсу. Замерьте его, пожалуйста, ещё раз перед уколом.
Трикси опять послушала пульс.
– Пульс сто семьдесят, сестра, и довольно ровный.
– Это неплохо, именно потому, что он ровный. Следует беспокоиться, если сердечный ритм становится рваным. Думаю, мы готовы, доктор.
Врач ввёл четверть миллилитра питоцина, и все застыли в ожидании. Мэйвис было тепло и спокойно, и она уснула. Медики были встревожены. Сестра сидела, положив руку на верх живота роженицы, но схваток не было. Она два раза измерила пульс – результат был тем же и даже выше. Прошло полчаса. Она посмотрела на врача.
– Думаю, теперь я введу тридцать миллилитров, сестра, – сказал он.
Сестра Бернадетт кивнула. Они вновь принялись ждать. Сердце ребёнка билось быстро, слишком быстро, и сестра тревожно кусала губы. Прошло ещё двадцать минут. Схваток не было. Сестра Бернадетт и врач переглядывались, и Трикси чувствовала, как растёт напряжение.
Потом она рассказывала, что всё произошло одновременно: мощное сокращение матки, и тут же – поток крови из вагины, пинта
[23] или даже больше.
– Плацента отделилась, быстро дайте мне внутриутробный стетоскоп! – в панике воскликнула сестра Бернадетт. Мэйвис проснулась, и сердце плода стучало так быстро, что сестре никак не удавалось посчитать пульс.
– Надо немедленно извлекать младенца. Мэйвис, сдвиньтесь к изножью кровати. Не обращайте внимания на кровь, просто сползите и поднимите ноги к груди. Сестра, удерживайте ноги в литотомическом положении.
Обезболивающего не было. Даже для укола петидина было слишком поздно. Мэйвис предстояло вытерпеть. Газовоздушная анестезия могла бы облегчить её страдания, но всё равно это нельзя было назвать полным обезболиванием.
Сестра вновь потянулась за стетоскопом Пинара. Пульс опустился до пугающих восьмидесяти ударов в минуту.
– Нельзя терять ни минуты, – прошептала она.
Врач ввёл два пальца в вагину, стараясь максимально растянуть промежность, после чего разрезал её ножницами для эпизотомии. Мэвис издала душераздирающий вопль, и в комнату ворвалась Мег. Увидев сестру, лежащую с задранными ногами в луже крови, она закричала: «Убийцы!» – и подскочила к кровати. Она попыталась наброситься на врача, но сестра Бернадетт схватила её за плечи. Мег кинулась на неё, словно тигрица, и отвесила ей такую пощёчину, что бедная монахиня отлетела к стене.
– Если вы вмешаетесь, Мэйвис умрёт. Выбора нет. Можете не верить, но мы знаем, что делаем. Мы работаем, чтобы спасти и мать, и ребёнка. Если вы нам помешаете, ваша сестра погибнет.
Мег непонимающе уставилась на неё. Слова сестры Бернадетт так потрясли её, что она утихла.
– Если вы хотите помочь, а я знаю, что хотите, держите эту маску над лицом сестры… удерживайте её над носом и ртом. Поверните ручку на максимум и тихо говорите с Мэйвис, старайтесь её успокоить.
Ей больно, но если вы будете меня слушаться, то очень ей поможете. Вы ей нужны. От этого зависит её жизнь.
Мег успокоилась и занялась анестезией. Оказалось, что самой лучшей идеей было привлечь её к делу.
Сестра Бернадетт послушала пульс плода. Он упал до шестидесяти ударов в минуту и был слабым и неровным. Врач ввёл в вагину ветвь щипцов и тихо сказал Трикси:
– Что бы ни произошло, держите её ноги, она не должна шевелиться.
Трикси дрожала, её тошнило, но она всем весом налегла на ноги Мэйв.
– Сестра, внутренний зев всё ещё полностью открыт, слава богу, но головка по-прежнему за тазом. Можете надавить на дно матки, чтобы попробовать немного опустить ребёнка? Нельзя терять время.
Сестра нажала на живот Мэйв двумя руками и надавила со всех сил. Из вагины хлынул поток крови и мекония и забрызгал врача с ног до головы, но тот не обратил на это ни малейшего внимания.
– Быстро. Головка немножко опустилась. Сильнее.
Сестра надавила ещё, и у Мэйв начались схватки. Врач ввёл ещё одну ветвь щипцов по другую сторону головки ребёнка. Из-под маски были слышны сдавленные крики Мэйв, но Мег с мрачным видом продолжала удерживать маску на месте.
Врач медленно и аккуратно потянул за щипцы, в то время как сестра Бернадетт продолжала давить.
– Держите ноги, – тихо сказала она Трикси. – Ей нельзя двигаться.
Трикси потребовалось приложить все силы, чтобы удержать Мэйв на кровати.
Через полминуты головка появилась на свет. Лицо ребёнка было бесцветным. Сестра тут же схватила пару ватных тампонов и тонкий катетер и попыталась прочистить воздушные пути, но младенец не пошевелился и не попытался вздохнуть.
Врач подцепил пальцем показавшееся плечо малыша и одним стремительным движением извлёк его и положил матери на живот. Это была ещё одна девочка, бледная и безжизненная. Она выглядела мёртвой.
Между первым кровотечением и появлением ребёнка прошло всего девяносто секунд, но Трикси эти секунды показались полутора часами. Время словно бы растянулось. Даже ровное тиканье часов как будто замедлилось – словно мир замер.
