Загадка! Интрига! Мы нетерпеливо ожидали продолжения.
Наверху продолжали разговаривать, но что происходит, мы не знали. Фред спустился и прошёл мимо нас.
– Что случилось, Фред? Что там?
– Пойду на улицу, посмотрю, открыто ли окно.
– Окно? Говорили же про дверь.
– Так проще.
– Проще, чем что?
– Чем ломать дверь.
И он убежал.
В этот момент сестра Джулианна тоже спустилась вниз, и они с Фредом встретились в дверях.
– Да, сестра, окно открыто. Думаю, всё получится.
– Фред, ты чудо! Только осторожнее, прошу тебя.
Фред приосанился.
– Вы уж за меня не волнуйтесь, сестра. Я справлюсь. Спасём мы эту старушку. Я за лестницей.
С этими словами он скрылся.
– Сестра, пожалуйста, скажите, что случилось! – взмолилась Синтия.
– Дверь ванной заперта. Кажется, сестра Моника Джоан внутри и не может выбраться.
Мне хотелось как-то помочь, и я вмешалась:
– Фред давно уже не молод, я половчее его буду. Давайте я влезу по лестнице?
Сестра понимающе взглянула на меня.
– Не сомневаюсь, что вы гораздо ловчее. Но если мы скажем Фреду, что он постарел и не может уже взобраться на лестницу, он оскорбится. Пусть уж лезет сам.
Двадцать минут спустя Фред спустился на первый этаж с непривычно пристыженным видом. У него во рту не было привычной папиросы, и без неё он не был похож на самого себя.
– Что случилось, Фред? – хором спросили мы.
Понимая, что мы умираем от любопытства, а он – единственный, кто владеет информацией, он вытащил из кармана потёртую жестянку с табаком и начал скручивать новую папироску, чтобы помучить нас.
– Фред, перестань! Что там произошло?
Он прикурил, почесал в затылке и взглянул на нас своим косым глазом.
– Ну, знаете, я теперь один такой в Англии, кому довелось повидать голую монашку.
– О-о-о!
Воодушевлённый нашей реакцией, он продолжал:
– Подтащил я, значит, лестницу к окну, ну и заглянул внутрь, а она и говорит: поди прочь, мол. «Простите, – говорю, – сестра, но мне надобно зайти». А она и отвечает: «Мол, приходи в другой раз, а сейчас мне неудобно». И брызгает мне водой в лицо! Вот этого я не ожидал и чуть не сверзился.
– Фред, бедный Фред!
Он просто-таки наслаждался вниманием.
– Но я схватился за раму и всё-таки удержался, а потом и говорю: «Простите, сестра, но я всё же влезу, нельзя вам тут всю ночь сидеть, простудитесь да и помрёте». Тут штука в чём – ванна-то стояла под окном, поэтому мне надо было через неё перебраться и самому туда не плюхнуться.
– И как тебе это удалось?
– Пустяки: ловкость да умение.
– Фред, какой же ты умный!
– Да ну что вы, просто умелый, – ответил он скромно. – Хуже то, что папиросу-то я уронил, а она давай плавать вокруг сестры. Ну а потом я открыл дверь, остальные вошли, а я пошёл убирать лестницу.
– Может, хоть чаю выпьешь перед уходом?
– Ну, от такого приглашения сложно отказаться, если вы, девушки, не против посидеть со мной.
Мы, разумеется, не были против, поэтому уселись в кухне и с удовольствием переключились на чай, кекс миссис Би и болтовню.
Наверху продолжалась суматоха, звучали голоса, плеск воды и бурчание сливной трубы. Затем наступила тишина. Пришла пора вечернего молчания.
Как-то раз зимой Чамми отправилась на вызов в два часа ночи и обнаружила сестру Монику Джоан в сарае с велосипедами. Видимо, это тоже устроили ангелы. Если бы она пробыла там до утра, то умерла бы от гипотермии, поскольку была очень худой, без малейших запасов жира, который мог бы защитить её старые кости. Чамми вытаскивала велосипед, когда заметила в углу какое-то движение и решила, что это крыса. Она посветила туда фонариком и с ужасом увидела чью-то руку. После этого Чамми услышала надменный голос:
– Немедленно перестань светить мне в лицо фонарём! Принеси подушку, ежели хочешь услужить, только выключи свет.
Сестра Моника Джоан свернулась клубочком в старых палатках, возможно, оставшихся от чьих-то давних попыток воплотить в жизнь скаутские заветы. Она замёрзла и почти уснула, а это опасное сочетание. Её возмутило, что её потревожили, и она принялась отпихивать Чамми:
– Сколько шума, сколько огней, прочь, прочь! Почему меня не могут оставить в покое?
Чамми отволокла её в дом и оповестила сестёр, поскольку самой ей надо было бежать к роженице. Сёстры укутали пожилую даму одеялами, обложили бутылками с горячей водой и приготовили горячее питьё. Как ни удивительно, сестра Моника Джоан совершенно не пострадала – у неё даже насморка не было!
Несколько дней спустя я заглянула к ней и упомянула об этом ночном приключении. Она отмахнулась и сообщила, что все подняли шум «из-за какой-то ерунды».
– Вам повезло, что в сарае оказались палатки, которыми вы смогли прикрыться, – заметила я. – А то вы бы умерли от холода.
– Палатки! – воскликнула она. – Мы раньше путешествовали с палатками, как же это было весело!
– Палатки? – переспросила я. – Вы шутите? Вы жили в палатке?
Она была оскорблена.
– Ну разумеется, дорогая моя. Вы ж не считаете, что я вовсе ничего не добилась в жизни? Мы часто выезжали на природу, мои братья, сёстры, наши друзья, служанка и лакей. Чудесное было время.
– Служанка и лакей? В палатке?
– Всё было совершенно прилично, это были супруги, которые у нас работали.
– Я не думала о приличиях, просто слуги в палатке… – голос подвёл меня.
– Это было совершенно необходимо, дорогая моя. Должен же был кто-то разбить палатки, принести воды, разжечь огонь, а служанка готовила для нас.
– Вы правы, сестра, без них никак нельзя было обойтись.
Я тихо фыркнула, но она вряд ли увидела в ситуации что-то комичное.
Одним памятным воскресным утром мы с Синтией вывели сестру Монику Джоан на прогулку. Погода была прекрасная, и мы решили отвести её в парк Виктория, где в солнечную погоду жители Ист-Энда гуляли с детьми у живописного озера. Но автобус приехал переполненным, и мы спонтанно изменили маршрут, решив отправиться в Лаймхаус и прогуляться по дорожке вдоль канала Лаймхаус-Кат. Его вырыли в XIX веке, чтобы соединить реку Ли с затокой. Пока порт не закрылся, по этому каналу регулярно ходили торговые баржи, и это был приятный район для прогулок.
Когда мы добрались туда, сестра Моника Джоан вдруг объявила, что канал ей не нравится.
– Почему же, сестра?
