Миссис Причард вытащила кружевной платок и приложила его к густо накрашенным ресницам. Хильда была вне себя от ярости.
– Так, ты собираешься возвращать двадцать гиней, которые содрала за аборт?
– Простите, я не брала с вас двадцать гиней.
Миссис Причард торопливо подошла к двери, цокая каблучками по полу.
– Мириам, дорогая, подойди сюда, пожалуйста.
В комнату вошла рослая Мириам и уставилась на Хильду тяжёлым взглядом.
– Эта, гм, леди, скажем так… Эта леди, Мириам, утверждает, что я взяла у неё двадцать гиней. Я этого не делала. Ты получала какие-либо деньги, Мириам?
– Нет.
– Ну вот видите. Мы никаких денег с вас не брали. Боюсь, это мошенничество. Я уже встречала вам подобных.
– Так что же вы делали у меня дома, когда чуть меня не убили?
– Не преувеличивайте. Мы поставили вам клизму от желудочных колик и оставили вас совершенно здоровой.
– Клизму?
– Травяную клизму. И всё.
– Я чуть не умерла! Я истекала кровью!
– Геморрой, моя дорогая. Геморрой. Если у вас кровотечение из-за геморроя, я тут ни при чём. А теперь прошу меня простить, но меня ждёт важная работа. Я ожидаю визита её светлости, леди Лукреции, которая мне одной доверяет свои мигрени и головокружения.
– Да будь ты проклята, слышишь, размалёванная кошёлка!
– Боже, так меня ещё никогда не оскорбляли.
Миссис Причард поправила причёску. Блеснули алые ногти, золотой браслет. Этот жест должен был заставить Хильду почувствовать свою ничтожность.
Несчастная Хильда, страдающая от клинической депрессии, анемии, усталости, боли, причинённой этой женщиной, измождённая вечными трудами и страхами, вдруг живо ощутила, что на ней – дешёвое пальто семилетней давности, стоптанные ботинки, что волосы её всклокочены, руки отекли, а ногти – сломаны. В её душе всколыхнулась волна горечи, и бедняжка практически утратила контроль над собой. Она бросилась на миссис Причард, пытаясь схватить её за белокурые локоны и выдрать их с корнем, но Мириам стремительно шагнула вперёд и удержала её. Хильда испустила крик досады.
– Крашеная сучка с фальшивыми ресницами, что, думаешь, раз парик надела да умные слова выучила, всё можно, да? Ты просто старая грязная лживая корова!
– Ну всё, это уже слишком. Слышал бы вас мой покойный муженёк, он бы за меня вступился.
– Да гори он в аду, твой муженёк!
– Теперь вы решили оскорбить моего дорогого мужа, капитана Причарда, который погиб как герой в битве при Азенкуре? Мириам, выведи её.
Сильная и молчаливая Мириам с угрожающим видом ухватила Хильду за руку, дотащила её до входной двери и выставила на улицу. Ослеплённая слезами, Хильда потащилась обратно к себе – мысленно она так и говорила, «к себе», а не «домой», потому что слово «дом» было слишком уютным для этой дыры. В магазине на углу она купила четыре фунта
[40] сосисок и пару батонов. На вечер этого хватит.
– Всё в порядке, миссис Хардинг? – бодро спросила продавщица.
«Пронырливая дрянь, вечно сплетничает», – подумала Хильда.
– Нормально, – ответила она мрачно.
Вся эта боль, весь ужас, долгие недели в постели – и всё впустую. Она опять вернулась к тому, с чего начинала, только потеряла двадцать гиней.
Вечером, когда дети уснули, она сказала Биллу, что аборт оказался неудачным, и она по-прежнему беременна. Он выслушал это молча, глубоко затягиваясь папироской. «Вот оно что», – подумал он.
– Ты уверена?
– Уверена.
По крайней мере, он не рассердился. Возможно, возмутился, но не злится.
– У нас и так слишком много детей.
– Я знаю.
– Больше мы не потянем.
– Я знаю.
– А нельзя ещё что-нибудь сделать? – спросил он с надеждой. – Ну что-нибудь, чтобы избавиться?
Она вздохнула. Знал бы он, через что ей пришлось пройти.
– Я пыталась. Я сделала всё, что могла, и по-прежнему беременна. Придётся рожать. Прости, Билл.
И вдруг он повёл себя совершенно неожиданно – она такого и не предполагала. Муж взял её за руку. Этот простой жест всё изменил. Он пожал её ладонь и сказал:
– Да не за что тут извиняться, милая. Тут ведь столько же моей вины, сколько и твоей. Нам вместе всегда хорошо. В этом-то и проблема – слишком хорошо.
Он ухмыльнулся и подмигнул ей.
– Разберёмся. Вот увидишь. Мы же вместе, ну и придумаем что-нибудь. Ну давай, не плачь. Всё будет в порядке. Пойду-ка я эля принесу, он тебя взбодрит.
Когда Билл ушёл, Хильда уронила голову на стол и разрыдалась от облегчения: муж на её стороне, и ужас сменился надеждой. Ничего не изменилось, у них было по-прежнему слишком много детей, и жили они в жуткой дыре, и она опять была беременна, но, как сказал Билл, вместе они что-нибудь придумают.
Историю Хильды и Билла рассказала нам подруга и коллега, Эна, которая работала в гинекологической клинике Армии спасения в Клэптоне. К клинике в то время было прикреплено несколько окружных родильных домов, и Эна трудилась в том, что стоял на Хакни-роуд, в Шордиче, то есть неподалёку от нашего района. Мы часто встречались, когда разъезжали по окрестностям на велосипедах. Их район был так же густонаселён, как наш, но когда у нас было время, мы делились новостями. У большинства акушерок в те дни были в запасе интересные байки, и наши рассказы сопровождались взрывами хохота или криками ужаса. Но эта история была самой поразительной и жуткой из всех, что мне доводилось слышать.
Эна познакомилась с Хардингами как-то вечером, когда в дверь постучали. Она открыла и обнаружила на пороге неизвестного мужчину.
– Чем вам помочь?
Он молча стоял и мял в руках кепку.
– Что случилось? – спросила Эна.
Он продолжал молчать, потом вытащил из кармана папиросы и трясущимися руками сунул одну в рот.
– Что вас привело к нам? – продолжала расспрашивать озадаченная Эна.
Мужчина вытащил из кармана коробок и принялся неуклюже в нём копаться – его неловкие пальцы, казалось, никак не могли ухватить спичку. Эна заметила, что на его руке засохла кровь.
– Давайте я вам помогу, – сказала она доброжелательно, вытащила спичку, чиркнула и дала ему прикурить. Он глубоко затянулся.
– Что вы хотели?
– Вы акушерка?
– Да.
– Ну, оно уже.
– Что – уже?
– Ребёнок.
– Чей?
– Моей жены.
