– Юбки у вас слишком длинные. Можете запутаться.
– Не беда!
Чамми подобрала подол и заткнула его за пояс панталон.
– Не время для ложной скромности, – сказала она бодро, снова взялась за лестницу и поставила ногу на первую перекладину.
– Поставьте выше, чтобы натянуть лестницу. Возьмитесь за перекладину выше, за края не хватайтесь.
– Спасибо. Ещё что-нибудь посоветуете?
– Нет. Просто не бойтесь и продолжайте подниматься. Не смотрите ни вверх, ни вниз. Двигайтесь равномерно, и что бы ни случилось, не останавливайтесь. Не переживайте, и всё будет нормально.
– Чудеса да и только. Ну, поехали! – воскликнула Чамми, поднялась на шаг выше и подтянулась.
– Ещё пятьдесят! – сообщила она дежурному, который наблюдал за ней снизу.
– Хочется верить, что эти шведы знают, как делать верёвочные лестницы, – пробормотал он, – а то разобьётся она насмерть.
– Что вы говорите? Из-за ветра не слышно! – крикнула Чамми.
– Ничего! Продолжайте лезть – рука, нога, рука, нога. Ничего не бойтесь, не останавливайтесь и не смотрите вниз.
Чамми продолжала свой путь. Корабль качался, и порой внезапный порыв ветра сносил её на пару футов
[45] в сторону. Но она не теряла присутствия духа. В миссионерстве ей предстоит претерпевать вещи и похуже. Она вспомнила мисс Хокинс – отставную миссионерку и старшую медсестру в больнице Королевы Шарлотты, где Чамми проходила начальное обучение. Сестра Хокинс тренировала своих студенток так, словно им предстояло сплавляться вверх по горной реке без вёсел. «Не останавливайся, старушка», – говорила себе Чамми.
Она потянулась наверх, но ничего не нащупала. Поискала рукой, но тщетно. И вдруг Чамми ощутила прикосновение – это болталась в воздухе сломанная деревянная перекладина. Акушерка замерла от ужаса, прижавшись лбом к борту корабля. Паралич от страха может привести к смерти, поскольку мускулы не в состоянии отреагировать на команды мозга. Чамми слушала бешеный стук сердца и понимала, что дышит часто и неровно. Всё её тело было напряжено. Она чувствовала опасность. Однако Чамми была разумной и квалифицированной медсестрой и понимала, что если ей удастся совладать с дыханием, она сумеет контролировать свои мускулы. Она знала, что здесь может помочь метод, которому учили на курсах для беременных. Наконец она почувствовала, что снова в силах двигаться, поставила ногу повыше и дотянулась до следующей перекладины.
– Это было опасно, – пробормотала она.
Дежурный заметил, что произошло, и чуть не помер со страху.
«Храбрая девчонка!» – подумал он. Мужчины на борту говорили что-то по-шведски.
Чамми не видела, что впереди осталось не так много перекладин. Она ликовала. Успешно справившись с опасностью, она ощутила, что способна на всё, и остаток пути преодолела чуть ли не с удовольствием. Вдруг голоса зазвучали совсем близко, и её рука нащупала металлический край. Чамми перелезла через борт и, запыхавшись, встала на палубу. Впервые в жизни её ничуть не смутило то, что вокруг неё стояли мужчины, хотя она красовалась перед ними в одних панталонах.
– Так, для начала прикроем ноги! – сказала она себе и одёрнула юбку.
Все рассмеялись и зааплодировали.
Один из моряков передал ей сумку, другой – проводил в каюту на средней палубе. Он постучал и сказал что-то по-шведски. Дверь распахнулась, и им навстречу вышел высокий бородатый мужчина и принялся быстро говорить что-то Чамми по-шведски, словно ожидал, что она его поймёт. Из глубины каюты донёсся женский голос:
– Папа, не пытайся, я сама.
Чамми вошла в крохотную и душную кабину. На потолке болталась керосиновая лампа. На узкой койке лежала гигантская женщина – её тело буквально свешивалась с краёв. Она потела, но кожа вокруг губ оставалась сухой.
– Слава богу, вы пришли, – выдохнула она благодарно. – Эти мужики меня уморят.
Она откинулась на подушки и закрыла глаза. Тяжёлые белокурые волосы разметались, полное лицо было покрыто бисеринами пота, подбородок так заплыл, что терялся в шее, которая, в свою очередь, переходила в пышную обвисшую грудь.
Деревянный сундучок, очевидно, служил столом и стулом одновременно. Чамми уселась и вытащила блокнот.
– Рада, что вы говорите по-английски. Мне надо собрать анамнез.
– Моя мать была англичанкой, отец – швед. Меня зовут Кирстен Бьоргсен. Все зовут меня Кирсти. Мне тридцать пять.
– Ваш адрес?
– «Катрина».
– Я имею в виду постоянный адрес.
– Я постоянно живу на «Катрине».
– Не может быть, это же торговое судно. Как здесь постоянно жить? В любом случае мне говорили, что женщин не пускают на корабли…
Кирсти рассмеялась.
– Ну, знаете, чего глаз не видит…
Она снова рассмеялась.
– Сколько вы уже живёте здесь?
– С четырнадцати, когда умерла моя мать. У нас был дом в Стокгольме, и я ходила там в школу. Но когда она умерла, отец привёл меня на «Катрину». Он здесь капитан.
– Мне сказали, что вы жена капитана.
– Жена? Кто это вам такое сказал? Он мой отец.
Чамми сменила тему и принялась расспрашивать о самочувствии женщины.
– У меня болит живот. То болит, то отпускает.
Тут Чамми начала понимать, что происходит.
– Давно у вас в последний раз были месячные?
– Не знаю. Я особо не обращаю внимания.
– Вообще не помните?
– Ну, может, несколько месяцев назад. Не знаю.
– Мне надо осмотреть вас.
Чамми ощупала огромный живот – плоть и жир. Невозможно было сказать, беременна эта женщина или нет. Акушерка вытащила стетоскоп, но он погрузился в плоть дюймов на шесть
[46], буквально утонув в жиру, и Чамми услышала только бурление в кишечнике.
Женщина застонала.
– Больно! Вы сделали мне больно! Хватит!
Чамми остановилась, но боль только нарастала. Чамми потрогала низ живота и нащупала под плотью круглую твёрдую сферу. Когда боль утихла, она сказала:
– Кирсти, у вас схватки. Вы что, не знали, что беременны?
Кирсти приподнялась на локте.
– Что? – переспросила она, недоверчиво выпучив глаза.
– Вы не просто беременны. У вас схватки. Потому живот и болит.
– Не может быть. Вы ошибаетесь. Я всегда очень осторожна.
– Я не ошибаюсь.
