Иногда сестра не успевала договорить, и светофор переключался. Грузовики проезжали мимо по свободной полосе в опасной близости от монахини. Водитель, который всё ещё пытался урезонить её, никак не мог тронуться с места, и застрявшие за ним автомобилисты начинали гудеть и ругаться. В какой-то момент сестра понимала, что её не повезут в Ричмонд (это случалось неоднократно), ковыляла обратно на обочину, а когда автомобили вновь останавливались, опять стучала в окно ближайшего из них.
После полудюжины подобных сцен два полицейских застали её на месте преступления. Они наблюдали за монахиней в течение нескольких минут, после чего арестовали её, так как она мешала движению и ставила под угрозу как свою жизнь, так и безопасность окружающих. Сестра Моника Джоан недолюбливала полицейских и яростно запротестовала, когда они окружили её и повели в Ноннатус-Хаус.
После этого происшествия сестра Джулианна сама умоляла её пользоваться такси и обещала всё оплачивать.
Как-то раз сестре Монике Джоан пришло письмо из управы района Уондсворт. В послании говорилось, что в бюро находок в Западном Лондоне её ожидает сумка, в которой обнаружили немного денег, молитвенник, очки и вставные зубы. Сестра Джулианна не собиралась рисковать. Таксисту велели отвезти сестру Монику Джоан по указанному в письме адресу и вернуть монахиню обратно.
Они вернулись четыре часа спустя. Таксист сообщил, что когда они прибыли в Западный Лондон, монахиня сказала, что потеряла адрес – она помнила, что им надо обратиться в бюро находок, но не знала, в какое именно. Поэтому она велела водителю провезти её по всем бюро в округе. Всего их было пятнадцать – в Фулхэме, Патни, Челси, Уимблдоне, Кингстоне, Твикенхэме, и так далее до Хэмптон-корта. Сумку так и не нашли – видимо, какое-то бюро они всё-таки пропустили. Однако пожилая леди явно наслаждалась поездкой. Она прекрасно провела время. Водитель рассказал, что монахине так понравилось ехать по Хаммерсмитскому мосту, что она велела шофёру вернуться обратно и пересечь его ещё раз. Он присматривал за ней и вернул домой в целости и сохранности. Эта поездка обошлась в такую астрономическую сумму, что сестра Джулианна решила ещё раз посоветоваться с матерью-настоятельницей. Будет ли этому конец?
В то утро послушница Рут проснулась первой. Приближалось время её первых обетов, и ей хотелось побыть в часовне в одиночестве до прихода сестёр. Было четыре часа утра, а поскольку утро было летнее, за окном занимался рассвет и солнце потихоньку вставало. Она тихо прошла по коридору, завернула за угол и обнаружила на полу сестру Монику Джоан. Она дышала, но глаза её были открыты и неподвижны, пульс зашкаливал, и она непроизвольно подёргивалась. Она обмочилась и не могла подняться. Рут принесла подушку и завернула монахиню в тёплое одеяло, после чего вызвала врача и разбудила сестру Джулианну. Вдвоём они отнесли потерявшую сознание женщину в спальню и положили её на кровать. Врач прибыл двадцать минут спустя, осмотрел пациентку и подтвердил их предположения – у сестры Моники Джоан случился инсульт. Не приходя в сознание, она скончалась в тот же день, во время вечерней службы. Последние слова последней молитвы дня звучат так: «Господи, даруй нам мирную ночь и счастливый конец дня».
Мирная кончина – это величайший дар, который может дать нам Господь. Смерть может быть ужасна, но благодать преображает её. Сестра Моника Джоан не получила никакого интенсивного медицинского вмешательства, не принимала лекарств, мы не пытались выяснить причину инсульта, продлить её жизнь или задержать смерть. Она умерла спокойно, окружённая заботой любящих сестёр. Это счастливый конец.
Её тело два дня лежало в часовне ордена, и соседи заходили туда проститься с ней. Затем её увезли в дом матери-настоятельницы, где и провели похоронную службу.
Смерть Моники Джоан глубоко повлияла на меня. Я не ожидала этого – я почему-то верила, что она неуязвима. Мне не удавалось смириться с потерей. Я постоянно пыталась разгадать загадку этой необыкновенной женщины. Красота, радость, очарование, которые она воплощала, ушли вместе с ней, и я была вне себя от горя.
Видя, в каком я состоянии, сестра Джулианна как-то подмигнула мне и сказала:
– Утром в часовне я размышляла о сестре Монике Джоан. Нехорошо, конечно, но когда мы читали об Илие, который вознёсся на небеса в огненной колеснице, я подумала – уж не отправилась ли сестра Моника Джоан туда на такси?
Прощание
Дэвид и Чамми уехали в Сьерра-Леоне. Чамми открыла там первую акушерскую клинику при миссии и возглавила небольшую больницу. Дэвид поступил в полицию и стал старшим офицером. Работа оказалась куда тяжелее, чем они думали, но молодость и энтузиазм придавали им сил. Кроме того, любовь помогала им преодолеть трудности. Они прожили в Африке всю жизнь, и первые несколько лет мы с Чамми переписывались. У них родились дети, но она продолжала работать. Полагаю, она была очень занята, а в таких обстоятельствах сложно бесконечно поддерживать переписку с бывшей коллегой. Ещё несколько лет мы обменивались открытками на Рождество, но постепенно оборвалась и эта связь. Чамми была выдающимся человеком, и знакомство с ней стало большой радостью и честью для меня.
Трикси была единственной из нашей небольшой компании, кто оставил сестринское дело. Она вышла замуж за молодого человека, который уверенно строил карьеру на государственной службе. Он стал дипломатом, и Трикси уехала вместе с ним. Я часто думала, как же она справляется, поскольку тактичность никак не входила в число её достоинств! Сложно было вообразить её в одном из посольств Её Величества. Когда мы общались, Трикси отличалась умом, чувством юмора и быстрой реакцией, но была остра на язык и предельно откровенна. Возможно, она вдохнула новую жизнь в стылую атмосферу дипломатического корпуса. Вместе с мужем она побывала во множестве мировых столиц и превратилась в утончённую леди, но стремительные ехидные комментарии оставались её фирменной фишкой.
Все эти годы я почти не общалась с Трикси. Мы встретились, только когда они вернулись в Эссекс. К этому времени мы обе уже стали бабушками.
Я увидела её внучку, которая выглядела в точности как юная Трикси. В свои десять лет она не лезла за словом в карман. Она уже была настоящим командиром и ловко управляла тремя младшими братьями.
Трикси отвела меня на уличный рынок в Базилдоне, где мы встретили дочерей Меган-Мэйв, которые торговали овощами и фруктами.
– Мы не меняемся, верно? – заметила она потом. – А главное, наши дети и внуки остаются такими же.
Трикси определённо смягчилась с годами.
Синтия почувствовала в себе призвание к служению, стала постулянткой, а потом прошла новициат. Поскольку она уже была квалифицированной медсестрой и акушеркой, то во время послушничества она продолжала работать. Но религиозная жизнь очень тяжела, а новициат требует множество физических и душевных сил. Доброта и чистота Синтии всегда поражали меня, и она повлияла на меня сильнее, чем могла предположить, но, видимо, её разум был не в состоянии выдержать подобного напряжения. В подростковом возрасте она страдала от клинической депрессии, и эта болезнь преследовала её много лет. Она оставила орден и стала медсестрой в больнице, затем вернулась, дала обеты, но потом снова ушла. Почему Господь порой заставляет страдать таких замечательных людей? Я часто задавалась этим вопросом. Сестра Джулианна смотрела на ситуацию под другим углом и говорила, что Господь любит тех, кого подвергает великим испытаниям. Эту тайну мы не в состоянии постичь.
