– Гостья, – проворчал Хит, качая головой с явным отвращением. – Вы гораздо больше, чем гостья. – Он опалил девушку уничижительным взором, не оставляя сомнений в том, что это не комплимент.
Его взгляд поднялся выше ее глаз, ощупал ее волосы, лицо, остановился на губах как раз в тот миг, когда Порция высунула язык, чтобы облизать их. Дымчатые глаза Хита потемнели, бездонные, как море ночью, готовые поглотить, засосать в свои глубины.
Дыхание остановилось у нее в горле и затрепетало там беспомощно, словно бабочка под перевернутым стаканом. Ей потребовалось собрать всю свою волю, чтобы не прильнуть к нему, не поддаться его жаркому взору, не прижаться к его каменной груди.
Огонь в крови удивил ее. Как она могла тянуться к мужчине, который относился к ней с такой явной неприязнью? Как она вообще могла тянуться к мужчине? С такими наклонностями она в два счета выскочит замуж, если не будет осторожной. О планах жить увлекательной жизнью за границей можно будет забыть. Места, подобные Парфенону, навсегда останутся в книгах, ей не видать их своими собственными глазами.
Со вздохом она высвободила руки и спрятала их за спиной. Потом вскинула голову и посмотрела на него, уверяя себя, что он не гипнотизер и не сможет околдовать ее. Хит – обычный человек из плоти и крови, не более. К тому же хам и скотина. А по слухам еще и немного не в себе.
Он несколько секунд глядел на нее, наклонив голову на бок, словно рассматривал какое-то странное существо, редкий вид, на который наткнулся случайно. Потом слегка покачал головой, и его голос, неожиданно нарушивший тишину, испугал Порцию.
– Что вы здесь делали с Уитфилдом?
Она тоже покачала головой, словно ей было нужно время, чтобы осознать смысл его слов.
– Мы сюда пришли не одни. Нас сопровождала ваша сестра.
– Она оставила вас наедине с Уитфилдом? Почему?
Порция беспокойно сглотнула.
– Боюсь, ее чувства были задеты, когда барон не оказал ей надлежащего внимания.
– Ублюдок, – процедил Хит, проводя пальцами по длинным, черным как вороново крыло волосам. – Мина уже несколько лет смотрит на него глазами теленка. Почему она меня не слушает? Неужели считает меня чудовищем из-за того, что я запрещаю ей сближаться с такими недоумками, как Уитфилд? Я знаю, что эти люди видят, когда смотрят на нее. То же самое они видят, когда смотрят на меня. Еще одна полоумная из рода Мортонов. Сегодня Мина почувствовала, с чем ей придется столкнуться, если я позволю ей выйти в свет. Я не хочу, чтобы она страдала. Только самый отчаянный охотник за богатыми невестами стал бы за ней ухаживать. Все остальные отвергнут ее с презрением.
– Вы любите Мину, – пробормотала Порция, не в силах скрыть удивление.
Он бросил на нее острый взгляд, меж его темными бровями прорезалась складка.
– Конечно я люблю ее. Она же моя сестра.
Порция отвернулась, делая вид, что ее чем-то ужасно заинтересовали высокие заросли терна справа. Он произнес это с такой обидой, будто она поставила под сомнение саму его честь. Совсем не похоже на человека, способного на убийство. Она очень сожалела о том, что Уитфилд смог заронить в ее сердце подобное подозрение.
Порция взялась за ветку и оторвала от нее прутик. Проводя большим пальцем по распускающейся почке, ощутила, как чувство вины покидает ее. Значит, Хит не был убийцей. Он даже не был испорченным, эгоистичным братом. «Конечно я люблю ее. Она же моя сестра».
– Порция?
С глубоким вздохом она снова повернулась к нему, пытаясь видеть в нем бессердечного брата, каким он представлялся ей всего несколько минут назад. Но не смогла. Она хотела улыбнуться, однако улыбка, едва дрогнув, умерла на ее губах.
– Да?
Он буравил ее взглядом, ища ответы, истину, которую она не желала раскрывать.
– Братская любовь для вас так необычна?
Порция рассмеялась, и смех ее показался ей самой странным и робким.
– Да уж.
– Ваш брат…
– Моему брату, – перебила она, – важно только то, что я могу принести ему. – Она сделала широкий жест рукой. – Поэтому я здесь.
Огонь в его глазах поутих.
– Может быть, ваш брат не знает о несчастье, которое преследует нашу семью.
Она равнодушно пожала плечами.
– Если бы и знал, его бы это не тронуло. – Порция помолчала, чтобы успокоиться и наполнить легкие воздухом. – Но бабушка должна была знать. Она постоянно переписывается с вашей. Она знала, но все равно прислала меня сюда. Так что, как видите, милорд, я ничего не знаю о родственной любви. По крайней мере, – уточнила Порция, – о любви того типа, которая присуща вашей семье.
Коротко кивнув, она бросила прутик на землю и быстрым, решительным шагом пошла по дорожке, ругая себя за першение в горле, тяжесть в груди и адское жжение в глазах.
Хит догнал ее и пошел рядом.
– А родители?
Сдерживая комок в горле, Порция завернула за очередной куст терновника и остановилась на небольшой открытой площадке с весело журчащим фонтаном посередине.
– Как, черт возьми, выбраться из этого лабиринта?
С почти доброй улыбкой, он указал на другую дорожку, ведущую в сторону от площадки.
– Сюда.
Кивнув, она устремилась в указанном направлении. Твердые шаги и пытливые вопросы Хита последовали за ней.
– Так как же ваши родители, Порция?
– Отец умер, когда мне было четырнадцать, – бросила она через плечо.
– Сочувствую вам, – пробормотал он, и от бархатистого тембра его голоса у нее затрепетало сердце.
– Не нужно. Отец никогда не обращал на меня внимания, – ответила Порция, не смея смотреть на него, боясь, что он услышит нечто большее за ее словами, брошенными, как будто невзначай.
– Наверное, больно было.
– Не особенно.
В действительности смерть отца принесла ей чувство избавления. Он почти все свое время тратил на то, чтобы подчинить себе мать: изучал календарь ее выходов в свет, оценивал ее друзей, участие жены в благотворительности, ее гардероб.
– А мать? – поинтересовался Хит. – Она тоже вас забросила?
– Нет, – быстро ответила Порция. – Она обо мне заботилась.
– Заботилась. И она умерла?
– Нет.
– Тогда…
Порция, резко остановившись, повернулась.
– Мать отправилась на континент ровно через неделю после похорон отца. Это время ей понадобилось для того, чтобы собраться в дорогу.
– Восемь лет назад? Неужели она ни разу не возвращалась?
Порция ощетинилась от его жалостливого взгляда, чувствуя себя с головы до ног брошенной дочерью, оставленной и забытой.
