Крики вырывались из ее рта с каждым его погружением. Он приподнял ее выше, каблуки туфлей Порции отрывались от пола. Его натужное, быстрое дыхание падало на ее ухо, пока он бился сзади нее.
Одна из рук соскользнула с бедра, принялась властно мять, сжимать ее ягодицы, а потом скользнула вокруг, углубилась, нашла точку наслаждения между дрожащими бедрами, молившую о том, чтобы ее потрогали, погладили, воспламенили. Порция задыхалась, пока его пальцы были заняты магическим действом, выписывая быстрые маленькие круги, а затем она сдалась, задрожала конвульсивно между стеной и человеком у нее за спиной, в котором сосредоточился весь ее мир.
Еще несколько мощных толчков, и он замер, погруженный в нее полностью. Задрожал внутри нее, извергаясь в ее глубины.
Смешанное чувство восторга и ужаса овладело сердцем Порции, крепко сжав его. Той ночью в сторожке он сдержался, сумел вовремя остановиться. Сейчас этого не произошло.
Она повернула голову и посмотрела на руки, упирающиеся в стену растопыренными пальцами. Лунный свет, омывающий стены, придал этим рукам голубоватый оттенок.
Сильные пальцы коснулись ее затылка.
– Порция…
– Нет, – задохнулась она от презрения к себе… к нему. Желчный комок поднялся по ее горлу, оставляя за собой горячий след, когда она наклонилась между ним и стеной и дрожащими руками натянула на себя белье. – Ничего не говорите.
Выпрямившись, отважилась бросить взгляд на его лицо, и ее сердце сжалось от его почти нежного выражения. Если слова Хита будут такими же, как это выражение, она обречена.
Неуверенной рукой Порция коснулась волос и шагнула в сторону двери.
Его рука сжала ее предплечье.
– Теперь-то вы видите, что…
– Я не вижу ничего, кроме двух людей, которые потеряли разум и честь. – Она глубоко вдохнула. – Которые только что совокуплялись в чулане, как животные.
Нежное выражение исчезло, уступив место непроницаемой маске.
– Выходите за меня, и вам не придется об этом волноваться. Мы станем мужем и женой. – Он обвел ее мрачным взглядом, полным похоти и обещания. Тлеющий огонь у нее в животе вспыхнул, ожил, выдав ее. – Вы можете иметь это каждую ночь, не опасаясь за свою честь. – Он произнес слово, как какую-то шутку, словно никакой чести не существовало в природе. Возможно, в ее случае так оно и есть. Когда дело доходило до отношений с ним, вся ее честь куда-то испарялась. Словно она утрачивала способность размышлять здраво, как только он переступал порог комнаты.
«Выходите за меня, и вам не придется об этом волноваться. Мы станем мужем и женой». Да, только она будет вынуждена волноваться о гораздо большем. Большем. Сердце, гордость, самообладание… будущее с человеком, который способен ранить ее, как острейший из кинжалов. Нужно быть полной дурой, чтобы связать себя с ним.
– Вы когда-то сказали, что мне не место в Мортон-холле, – глухо промолвила она. – Так вот, вам не место здесь. Возвращайтесь домой, лорд Мортон. Я уверена, вы без труда подыщете себе невесту, более подходящую…
– О, мы с вами вполне подходим друг другу, – вставил Хит голосом зловещим, как свист хлыста, рассекающего воздух. Он обвел ее оскорбительно пристальным взглядом, как будто снял с нее платье и рассматривал наготу. – В самом что ни на есть полном смысле. Вот только вы слишком упрямы, чтобы понять это.
Покачав головой, Порция повернулась и выскользнула из комнаты. Сжимая и разжимая прижатые к бокам руки, она сказала себе, что он не прав.
* * *
Хит не вернулся в ложу. Он выбежал из театра, остановил кэб и, выкрикнув название своей гостиницы, скрылся в пахнущих плесенью глубинах экипажа.
Быть может, ему следует прислушаться к Порции, уйти… Пусть выходит за своего вонючего докера. Но мысль о том, что она будет лежать под этим детиной, принимая его внутрь своего тела, вторглась в его голову и наполнила неприятным ощущением желудок.
Сколько раз она должна сказать «нет», чтобы он наконец ушел? Хит ударил кулаком по сиденью. У него была масса дел, требующих его вмешательства. Первыми в этом списке были его сестры. Теперь, когда он узнал, что угрозы безумия нет, нужно было выдавать их замуж. Мина будет в восторге. Констанция… На ее счет он не был уверен. Тем не менее у него имелись дела поважнее, чем таскаться за какой-то женщиной, которая указывает ему на его место при каждом удобном случае.
Но тело Порции открывалось, как цветок, при малейшем его прикосновении. Закрыв глаза, он уронил голову на спинку сиденья. Тело Хита до сих пор чувствовало ее тепло и упругость. Упиваясь ею, он излился в нее. Это было сильнейшее ощущение освобождения. Он оставил свою метку прямо внутри нее. Мысль о том, что уже сейчас в чреве Порции растет его ребенок, наполнила его невыразимым счастьем.
Она хотела его так же, как он хотел ее. Они оба знали об этом. И он сделает все необходимое, чтобы доказать это.
* * *
Оставшись одна в своей комнате, Порция разделась, ее руки задерживались на тех местах, к которым Хит прикасался, которые целовал. Рот, шея, груди. Ее кожа все еще горела, все еще жаждала его.
Перед тем как надеть ночную сорочку, она помыла себя губкой. Счистила между ног все доказательства их сношения, стараясь не замечать отклик своей чувствительной кожи на такие действия. Но как же ей хотелось, чтобы это были руки Хита!
Ужаснувшись собственной распущенности, она бросила губку обратно в таз и быстро накрыла предательское тело рубашкой. Скоро он уедет. Как только они с Саймоном объявят о помолвке, Хит поймет, что между ними действительно все кончено.
Она хотела погасить лампу, но остановилась, заметив письмо. Послание от матери.
Глубоко внутри груди Порции родился вздох. Быть может, стоит прочитать. Выдохнув, она взяла послание, собралась с духом и приготовилась читать о приключениях матери за границей: о местах, которые она посетила, о людях, с которыми встречалась, о том, чем занималась. Письмо, как всегда, закончится «сожалением», что Порция не может разделить с ней все прелести путешествия.
Развернув бумагу, девушка пробежала взглядом по написанным красивым почерком строкам. Сердце ее оставалось немым, она не испытала ни прежнего восторга, ни сладкого предвкушения, которые в былые времена охватывали ее, радующуюся возможности заглянуть краешком глаза в жизнь матери.
Однако сердце ее совсем замерло, когда она дошла до самого конца, до слов, что вдруг ожили и спрыгнули со страницы, вмиг нарушив всякое сходство со всеми предыдущими письмами, полученными ею за эти годы.
Пальцы девушки обмякли, и письмо упало на пол, легко, как снежинка. Она посмотрела вниз, на послание, лежавшее там невинно, будто оброненный носовой платок – белое пятно на темно-синих и зеленых завитках старого потертого ковра.
Слова, написанные матерью, поразили ее, словно удар в лицо, лишив дыхания и разорвав сердце.
