Отступление англичан было во многом заслугой Туссена, и французы сделали его генералом, вице-губернатором и главнокомандующим сил Гаити. Впрочем, скорее это революция сделала Туссена, чем Туссен революцию.
В 1801 г. Туссен провозгласил себя пожизненным генерал-губернатором, не проявив должного уважения по отношению к номинальному хозяину острова, Наполеону Бонапарту. Честь Франции требовала сатисфакции, как и французский сахар и доходы от него. И французы напали, ведомые зятем Наполеона Леклерком. Военным ответом тропической жаре стало решение запереть солдат на самое жаркое время дня в казармах, где их поджидали москиты, разносившие желтую лихорадку, и где солдатам трудно было не поддаться соблазну отведать дешевого рома. Мало того, в порыве абсолютной глупости французы восстановили рабство, которое объединило против них весь Гаити.
Несмотря на зашкаливавшую статистику смертей от болезней, предательство помогло французам схватить Туссена, и он был брошен в тюрьму высоко во французских Альпах, где вскоре и умер. Его печальный конец вдохновил Вордсворта на сонет:
ТУССЕНУ ЛУВЕРТЮРУ
Несчастнейший из всех людей, Туссен!
Внимаешь ли напевам плугаря,
Уносишься ли мыслью за моря,
Во мгле, среди глухих тюремных стен,
Будь тверд, о Вождь, и превозможешь плен!
Поверженный — сражался ты не зря.
Чело твое — как ясная заря,
И знаю: гордый дух твой не согбен.
Все — даже ветра шелестящий лет
Нашептывает о тебе. Живи!
Сама земля и сам небесный свод —
Великие союзники твои.
Отчаяния горечь, жар любви
И ум — вот непоборный твой оплот.
(Перевод А. Ибрагимова)
Французы схватили Туссена, но потеряли 50 000 человек и в результате навсегда лишились своей самой важной сахарной колонии. Леклерк умер от желтой лихорадки в октябре 1802 г., а прибывший ему на замену генерал Рошамбо также не был способен остановить болезнь в рядах своей армии и в 1803 г. капитулировал. Наполеон решил продать свои американские колонии Соединенным Штатам за 15 млн долларов. Шансы реализовать его великий план — не только сохранить сахарные доходы Сан-Доминго, но и построить огромную Французскую империю в долине Миссисипи, которая компенсировала бы потерю Канады во время Семилетней войны, свелись к нулю.
После обретения новой территории — Луизианы — Соединенные Штаты смогли отправить исследователей Льюиса и Кларка к западному побережью. На то, чтобы завоевать Запад, потребовался почти весь XIX в., но фундамент современной Северной Америки был заложен слабостью управления французскими сахарными колониями в Карибском море и нежеланием французов поделиться Свободой, Равенством и Братством, когда эти идеалы стояли между ними и сахарными доходами.
И все же французы не проиграли окончательно. В ноябре 1814 г. остров Гваделупа, который наполеоновская Франция уступила Англии, был возвращен ее новому королю. Служивший там Эдвард Кодрингтон (позже адмирал сэр Эдвард Кодрингтон) язвительно заметил в своих «Мемуарах»:
«Жители этого острова получат, я полагаю, причину сожалеть о смене власти, поскольку уже сейчас шестьдесят клерков делают работу, которую при нас выполняли одиннадцать… и все это… будет оплачиваться островитянами, которых обложат огромными налогами и которые не смогут получать доход от разрешений на покупку негров».
Некоторые из жителей острова начали сожалеть об этом еще раньше, ведь в отличие от гаитян бывшие рабы Гваделупы должны были снова стать рабами. Кодрингтон отмечает в другом письме:
«…Это место, как мне сказали, было последним убежищем для тех, кто боролся за свободу. Значительное количество цветных, которые не видели для себя надежды и должны были вернуться в рабство, по общему согласию подорвали сами себя, лишь бы не вести жизнь в таких унизительных условиях».
После Ватерлоо установился мир, но британские производители сахара на Ямайке столкнулись с резким падением цен на их продукцию. К тому же их рабы благодаря Гаити получили пример того, что желанная свобода однажды может быть завоевана. Ненавистная работорговля была запрещена, но работорговцы по-прежнему бороздили океаны под флагами других государств, а рабы оставались рабами. Англия нуждалась в деньгах, а всем был нужен ее сахар. И Ральфу Кларку тоже.
Сахар, кофе и Ральф Кларк
Ральф Кларк впервые попадает в поле нашего зрения, будучи моряком на транспортном корабле «Дружба», перевозившем заключенных в Сидней в составе Первого флота Артура Филлипа, отправившегося создавать поселение в Ботаническом заливе. Он, как и остальные члены команды, уже вдали от дома осознал, что перспективы на будущее у него весьма неопределенные, и быстро сообразил, что многое стоило бы изменить. В своем дневнике он записал:
«…Сегодня впервые в своей жизни выпил чай без сахара, что мне придется делать в течение всего пути, ведь мой сахар кончается, поэтому я выпью чай с сахаром только сейчас и после того, как мы высадимся на берег в назначенный день…»
Конечно, на корабле было немного сахара, но, похоже, в основном для медицинских целей, ведь среди сохранившихся записей сахар упоминают практически одни только хирурги. Хирург Джон Уайт жаловался, что в его первом госпитале в Сиднее не было сахара, саго, ячменя, риса и овса — всего, что необходимо для больницы, однако Артур Боуз Смит, хирург на «Леди Пенрин», записал, что на обратном пути выделял «порцию саго и мягкого сахара на каждое рождение ребенка в качестве поощрения, ведь у меня и того и другого было в достатке». И в самом деле, он не отмечал нехватки сахара вплоть до того момента, когда «Леди Пенрин» была уже почти у берегов Китая на обратном пути в Европу, и это было буквально за несколько дней до того, как корабль бросил якорь в Макао, где он мог пополнить запасы.
Впрочем, Кларк не был так удачлив. Командор Первого флота, губернатор Артур Филлип взял на борт немного сахарного тростника на мысе Доброй Надежды, его неудачно попробовали высадить в Сиднее, но большую часть отправили на остров Норфолк, к северо-востоку от Сиднея. Вероятно, сахарный тростник там неплохо прижился, во всяком случае лейтенант Кинг сообщал об этом. В сохранившемся письме Кларк мрачно упоминает о том, что лейтенант Кинг написал сэру Джозефу Бэнксу о том, что ему удалось получить и сахар, и ром, но моряки не видели ни того ни другого, и мистер Кинг, по словам Кларка, «не стал бы заявлять это публично, потому что знал, что они не одобряют личные дела».
Здесь попахивало скорее скандалом, но уж никак не сахаром, мелассой или ромом, ароматы которых давно были недоступны бедному морскому лейтенанту. В начале 1791 г. Кларк записал в дневнике, что скучает по чаю и сахару, добавив, что не пил чая или вина уже шесть месяцев. Нормального кофе тоже не было:
