Блай признавал, что ром несет зло, но он был командиром «разложившегося» гарнизона, известного в тех местах как Ромовый корпус, и держал маленькую колонию мертвой хваткой. Присвоение им нелегально ввезенного перегонного оборудования спровоцировало Ромовый бунт, который, если судить по закону, должен был закончиться повешением всех виновных, однако этого не произошло. Ромовый бунт и невнятная реакция на него английского правительства привели в конце концов к тому, что колония Новый Южный Уэльс обрела частичное самоуправление.
За ромом и сахаром всегда стояли деньги, а за деньгами — власть, так что ром и сахар влияли на действия власти, и не только через раздачу крепких напитков избирателям. Сахарному бизнесу, а также богатствам, которые он приносил, и делам, на которые эти богатства тратились, мы можем быть благодарны (или винить их) за то, что в Америках и Британии сегодня так много людей африканского происхождения, за распространение английского языка по Северной Америке и много за что еще. Можно даже сказать, что сегодняшняя политическая карта мира была сформирована событиями и силами, имеющими отношение к сахару. Примером служит Англия, где члены парламента часто избирались «гнилыми местечками», когда-то густо населенными округами, в которых осталась легко управляемая горстка людей.
Сахар во всех его видах облагался высокими налогами, поскольку английское правительство (как и правительства других стран) считало, что в «домашнюю» казну должна возвращаться максимальная прибыль. Это означало, что сахарные колонии были вынуждены отправлять необработанный сахар в Европу, где его рафинировали и делали за это наценку. Как и все налогоплательщики, плантаторы жаловались и искали пути избавления от налогового бремени, которые находили в повышении цены или, что хуже, в утаивании доходов. Ничего удивительного, что им казалось, будто все деньги, которые платит конечный потребитель, должны получать они, производители. В Англии, поскольку плантаторы были богаты (даже с учетом налогов, которые они платили), «сахарное лобби» могло себе позволить покупку большого количества «гнилых местечек» для продвижения выгодных ему решений и сохранения баланса сил.
В 1767 г. лорд Честерфилд попытался купить такое «гнилое местечко» для своего сына, но обнаружил, что весь «товар» распродан. Человек, занимавшийся продажей голосов избирателей, сообщил, что «местечек на продажу больше нет, богачи из Ост- и Вест-Индии контролируют их все и платят как минимум три тысячи фунтов, но многие четыре тысячи, а два или три, насколько он знает, пять тысяч». В дальнейшем такое использование «гнилых местечек» привело к реформе избирательной системы, что позволило Британии стать более демократической страной. Связь с сахаром и ромом здесь не прямая, но они все же сыграли свою роль.
Около 1780 г. король Георг III ехал в карете с тогдашним премьер-министром Питтом-старшим и увидел карету, намного более богатую, чем его собственная. На вопрос, чья это карета, ему ответили, что она принадлежит плантатору из Вест-Индии. Согласно легенде, король, который не всегда был душевно болен, сказал: «Сахар, сахар? Все этот сахар. А как же налоги, Питт, как же налоги?» Рассказ, возможно, является апокрифом, но хорошо иллюстрирует природу сахарных богатств и то, почему его рассматривали как источник государственных доходов.
Англия конца XVIII — начала XIX в. изображена в романе «Мэнсфилд-парк» Джейн Остин, где семья плантатора становится невероятно богатой и покупает себе имение. Соседи смотрели на «новых богачей» свысока, но по мере того, как Вест-Индская плантократия получала власть и влияние, ей удавалось просачиваться в низшие слои аристократии, и ее представители начинали как минимум рассматриваться в качестве достойных партий для младших сыновей и дочерей благородных семейств.
Существовала большая разница между французскими сахарными островами, которые служили рынком для французского бренди, и английскими островами, производившими ром для англичан. Если Ямайка и остальные английские острова использовали всю свою мелассу в производстве рома для подконтрольных рынков, то французским плантаторам нужно было от нее избавляться за пределами Франции, и большая ее часть оседала в тогда еще британских колониях в Америке.
Французская меласса отправлялась на Род-Айленд, где ее превращали в ром и тайком провозили в другие колонии. Здесь мы сталкиваемся с одной из главных причин Американской революции, но чтобы оценить ее верно, мы должны вернуться к Семилетней войне 1756–1763 гг., в которой Британия и Франция сражались за доминирование в мире. Это был конфликт мирового масштаба, боевые действия велись в Европе, Северной Америке и Индии, на стороне Франции выступали Австрия, Россия, Саксония, Швеция и Испания, а на стороне Британии — Пруссия и Ганновер. Война закончилась поражением Франции.
В мирных переговорах, которые последовали за войной, никому не было дела до Канады, зато сахарные колонии ценились высоко. В Англии те, кто рассуждал с позиций налогов и доходов, считали, что не следует держаться за захваченные французские острова Мартиника, Гваделупа и Сент-Люсия. Им оппонировали сторонники «американских интересов» Англии, которые хотели, чтобы французов изгнали из Северной Америки. Сахарное лобби понимало, что сахар с теперь уже британской Гваделупы будет на равных конкурировать на английском рынке с ее собственным сахаром, поэтому оно выступало за возврат Карибских островов Франции. В конце концов Англия предложила обмен: несколько островов на всю Канаду (предложение, которое Вольтер с иронией назвал «обменом сахара на снег»).
Эта сделка имела далекоидущие последствия, но она была лишь частью мирного договора. Чтобы избежать перехода всей Луизианы к Британии, Франция в 1762 г. тайно уступила Испании (по Фонтенблоскому договору) территорию к западу от Миссисипи и острова Орлеан. Парижский договор (мирный договор 1763 г.) отдавал все французские территории к востоку от Миссисипи, за исключением острова Орлеан, Британии, т.е. будущим Соединенным Штатам. Затем по договору 1800 г. Испания вернула Франции земли к западу от Миссисипи, создав возможность продажи Луизианы. Карты были сданы, игра должна была вот-вот начаться, и снова она шла вокруг сахара.
Вернемся к Семилетней войне: после 1763 г. Британия продолжала контролировать «уступленные острова» — Доминику, Гренаду, Сент-Винсент и Тобаго, которым по-прежнему было разрешено импортировать дерево из Канады и колоний в Новой Англии и экспортировать мелассу и ром на другие территории. Но в следующем году Англия совершила необдуманный ход — парламент одобрил Закон о сахаре в 1764 г. Он возобновлял Закон о патоке 1733 г. и устанавливал налог…
«…на весь белый и отбеленный сахар, произведенный или изготовленный в любой колонии или плантации в Америке, лежащей вне доминиона Его Величества… на весь индиго и кофе иностранного производства или изготовления, на все вина (кроме французских), на весь тканый шелк, бенгальский хлопок и ткани с содержанием шелка или трав производства Персии, Китая или Ост-Индии и весь ситец, окрашенный, набивной или мореный; на весь иностранный лен, называемый кембрик или французский батист, которые будут импортированы или ввезены в любую колонию или плантацию в Америке, ныне или в будущем лежащую в доминионе Его Величества…»
