Я повернулся к Ричарду.
– Как будем ставить эту штуку?
Все выглядело элементарно. У прибора имелась впускная трубка, показавшаяся мне слишком жесткой. Ее предполагалось вставить в левое предсердие, чтобы направлять насыщенную кислородом кровь, поступившую из легких, в центробежный насос. Он станет новым левым желудочком. Был тут и сосудистый имплантат, через который кровь возвращалась в аорту, чтобы оттуда разносить кислород по всему организму. Куда уж проще. Сам прибор разместится в правой части грудной клетки между легкими и сердцем. Он заменит левую часть ослабевшего сердца Джули, и ее мозг, а заодно и остальной организм будут спасены. Что ж, за работу.
Ричард протянул сестре Линде стерильный прибор. Я задумался над тем, как лучше всего вставить негнущуюся впускную трубку в небольшую тонкостенную камеру предсердия. Место введения трубки должно долгое время оставаться герметичным, и я решил пришить к левому предсердию кусочек человеческой аорты. Это добавит немного гибкости точке ввода канюли, да и после ее удаления не осталось бы огромной дыры в сердце. Эта простейшая уловка могла стать решающим фактором в успехе операции – возможно, именно от нее зависело, жить Джули или умереть.
Мы хранили донорские сердечные клапаны и кусочки кровеносных сосудов в холодильнике операционной для неотложных случаев, а сбором донорских органов и обрезков из секционного зала занималась специальная бригада. Эти законсервированные кусочки человеческой плоти были незаменимы в случае операций при врожденных пороках (нам частенько приходилось восстанавливать детские сердца).
Доун нашла в холодильнике подходящий отрезок аорты. Я осторожно пришил его к левому предсердию Джули и вставил в него впускную канюлю. Я словно собирал по частям хитроумный механизм с одного из рисунков Хита Робинсона
[25], на ходу додумывая детали. Затем осторожными тугими стежками, исключающими протекание крови, я пришил выпускную трубку сосудистого имплантата AB-180 к аорте с помощью бокового зажима. Оставался последний штрих – вывести наружу совмещенный с кабелем питания смазочный канал через отверстие в верхней части брюшной стенки. Все выглядело так, будто мы подключаем андроида. Я передал провода Ричарду, и он подсоединил их к аккумулятору.
Итак, благодаря АИК ток крови стабилизировался и сердце Джули снова забилось. И все же оно оставалось слабым. Я решил поддерживать кровообращение еще полчаса, прежде чем переключаться на AB-180: хотя насос и должен был взять на себя функцию воспаленного, отекшего левого желудочка, правому желудочку предстоит справляться со своей работой самостоятельно. По мере того как кровообращение восстанавливалось, разрезы на теле начали кровоточить. Вдобавок температура умирающего организма была понижена, а сейчас за счет теплообмена в АИК она вновь повышалась.
На меня накатила усталость, хотелось поскорее со всем разделаться. Я попросил Майка снова приступить к вентиляции легких, а Брайану сказал оставить в сердце немного крови. Прежде чем переключиться на AB-180, нужно было наполнить сердце Джули кровью, иначе насос втянул бы в себя сердечную мышцу и засорился бы. Требовалось незаметно перейти с одного аппарата на другой. Но как? Я попросил Брайана выключить АИК. Он так и сделал, и стало понято, что от сердца Джули толку действительно никакого.
Затем я попросил Ричарда включить AB-180 и постепенно увеличить объем перекачиваемой насосом крови до пяти литров в минуту (эквивалент нормального сердечного выброса). Крайне взволнованный, он щелкнул выключателем и запустил прибор. Насос мгновенно пришел в движение. Теперь по телу Джули циркулировала ярко-красная кровь.
На кардиомониторе не было и следа кровяного давления: ни систолы, ни диастолы – одна лишь сплошная линия, потому что кровь из-за центробежного насоса текла непрерывным потоком. Сработает ли это? Ответ нам предстояло узнать в предстоящие несколько дней. Вплоть до того дня уровень смертности среди людей с вживленным агрегатом равнялся ста процентам. Вместе с тем, судя по взятым образцам крови, прибор все делал как надо. Биохимический состав крови соответствовал норме. Более того, трубка из человеческой аорты тоже прекрасно выполняла свою функцию. Вокруг этой невероятной впускной трубки не было кровотечения, а именно в нем и заключалась основная проблема в случае с тремя американскими пациентами. Турбина насоса вращалась со скоростью 4000 оборотов в минуту, а объем перекачиваемой им крови даже превышал нормальный сердечный выброс. Сам насос уютно расположился над правой частью диафрагмы Джули.
Нам удавалось поддерживать в ней жизнь.
Майка немного тревожила прямая линия на кардиомониторе, и он попросил Брайана еще разок включить баллон-насос. На мониторе промелькнул слабый импульс, но на кровоток он никак не повлиял. Что ж, пульс сейчас был гораздо менее важен, чем нормальный кровоток.
По тем временам это было полным откровением. Систола и диастола всегда считались чрезвычайно важными, и их требовалось постоянно измерять. А если давление падало, его нужно было тут же повысить. Однако с прямоточным насосом все обстояло по-другому. Чем ниже было давление, тем легче ему было работать. Когда же давление поднималось, подача насоса падала. Это противоречило привычной логике, и нам еще предстояло к этому привыкнуть.
Каждая клетка нашего тела нуждается в насыщенной кислородом крови, несущей в себе глюкозу, белки, жиры, витамины и минералы, и не имело значения, пульсирует она при этом или просто течет. Главное, чтобы было кровообращение.
Было почти восемь утра, и солнце ярко освещало дремлющие шпили. Я оставил Кацумату закрывать грудную клетку и отправился предупредить персонал отделения интенсивной терапии о том, что скоро к ним поступит пациентка. Я сказал, что в следующие двенадцать часов – критический период для Джули – у нее не будет пульса, а среднее значение кровяного давления 70 миллиметров ртутного столба совершенно нас устроит. Почки отказали, так что в течение нескольких дней понадобится делать диализ. Кроме того, кожа девушки слегка пожелтела, поскольку печени тоже пришлось несладко. Фактически, к моменту, когда примчалась «Скорая» из Лондона, в соответствии с большинством критериев Джули была мертва. Теперь же мы надеялись, что она будет жить. Неплохо, да?
Дезире Робсон, старшая медсестра, поинтересовалась, говорил ли я уже с близкими пациентки. Они сидели в комнате для родственников: мама, папа и младшая сестренка, измотанные после ночного переезда по югу Англии. Встретили их тепло и то и дело подливали чаю, но они все равно ожидали дурных вестей.
– Идите и расскажите им, что творится, – приказным тоном велела мне сестра. – Праздновать будем потом.
А я не знал, что им сообщить. Как вам, например, такое: «Вашу драгоценную дочурку привезли слишком поздно. Мы думали, что она умерла, несмотря на вентиляцию легких и баллон-насос, но все-таки решились поставить ей нелицензированный американский прибор, прежде показавший себя совершенно бесполезным. По сути, мы вернули ее из мертвых. Если, конечно, ее мозг все еще работает». Так звучала горькая правда.
