Питер был не самым послушным пациентом. У него часто шла носом кровь, и, чтобы справиться с этим, он снижал дозировку прописанных ему антикоагулянтов. Кроме того, за отсрочку смертного приговора ему приходилось платить: каждые восемь часов менять аккумуляторы, подзаряжать их и повсюду носить с собой оборудование. Иногда перед выходом из дома он забывал заменять севшие аккумуляторы полностью заряженными. Однажды он сидел в стоматологическом кресле, когда сработал сигнал, предупреждавший о низком заряда батареи, и стоматологу пришлось спешно везти его домой.
Он продолжил заниматься писательством и опубликовал книгу «Death, Dying and Not Dying». Он искренне радовался всякий раз, когда его благотворительный фонд помогал больным людям получить искусственное сердце; ему было приятно находиться в компании других «киборгов», большинство из которых вернулись к активной, деятельной жизни.
В глубине души он не переставал надеяться, что функция его сердца восстановится достаточно, чтобы можно было отказаться от насоса. В известной степени так и произошло, но мы все же не поддались соблазну и не рискнули убрать прибор. И правильно сделали: позже сердце Питера вновь отказало, и последние три года жизни он полагался исключительно на насос. По иронии судьбы, ему в итоге предложили сделать пересадку сердца, но он демонстративно отказался даже обсуждать это.
Шестой и седьмой годы новой жизни ознаменовались для него возрастными проблемами, столкнуться с которыми Питер не предполагал.
Суставы рук поразил ревматоидный артрит, из-за чего писать стало затруднительно, а простата увеличилась настолько, что потребовалась операция. Ее провели в Оксфорде: ни одна другая больница не взялась бы оперировать столь особенного пациента. Как сказал Питер:
– Интересно, когда-нибудь тяготы достойной и полезной для общества жизни смогут свести на нет все ее прелести?
Во время последней поездки в Штаты в августе 2007 года Питер дал откровенное интервью газете «Вашингтон пост». Он признал, что установка искусственного сердца спровоцировала определенный духовный кризис, заставив его усомниться в католической вере. Ставя под вопрос само существование загробной жизни, он написал: «Кто знает? Это ведь всего лишь священники. Они мало что могут сказать, если начать их подробно расспрашивать на эту тему». У него развилась клиническая депрессия, и в течение полутора лет ему назначали антидепрессанты, которые он не принимал: «Несколько раз мне казалось, что миру будет лучше без меня. Что лучше дать возможность всем жить своей жизнью. Мне даже хотелось свести счеты с жизнью, но размышления о том, как именно это сделать, были мне неприятны. Я струсил». Свои суицидальные мысли он обсудил с психиатром:
«Он не особенно обеспокоился – сказал, что это совершенно рациональная реакция на тяжелые жизненные обстоятельства. И он не удивился. Не отговаривая меня, он посоветовал мне задуматься над тем, что я делаю. Он спросил напрямую: действительно ли я этого хочу? Да, я правда этого хотел, но, видимо, недостаточно сильно, чтобы преодолеть страх и довести дело до конца».
Мой дорогой киборг оказался там, где еще никто не бывал. Через семь с половиной лет после операции мы зашли далеко на неизведанную территорию. Прежде никому не удавалось прожить с искусственным сердцем более четырех лет.
Питер сказал: «После операции оказываешься в положении, с которым никто еще не сталкивался: никому не было известно, что делает с человеком жизнь на батарейках. Становишься живым изобретением, пытающимся смириться со своей сущностью, пытающимся преодолеть сложную эмоциональную подоплеку случившегося. Становишься бессердечным».
Он признался, что начал легкомысленно относиться к деньгам: «Становится все равно, превысишь ты баланс кредитной карты или нет. Когда времени остается совсем мало, можно и пожить в свое удовольствие. Думаешь: да какого черта, если я чего-то хочу, то обязательно это получу!»
Значительную часть собранных денег Питер потратил на посещение международных конференций, где к нему относились с почтением, ведь он был первопроходцем в революционной технологии. Вместе с тем последний абзац статьи в «Вашингтон пост» стал для всех откровением:
«Постепенно все приходит в норму. Больше не воспринимаешь себя чем-то странным или выходящим за рамки нормального. Меня вырвали из цепких лап смерти, превратив в самого настоящего киборга, и, несмотря на сложную психологическую трансформацию, это было нечто незабываемое. Череда взлетов и падений. Всяко лучше, чем просто умереть – так я думаю. Три дня из пяти – уж точно».
Меня вырвали из лап смерти, превратив в киборга. Это всяко лучше, чем умереть.
К тому времени Питер работал в благотворительном центре Бирмингема, где помогал бездомным и неимущим. Параллельно он организовал духовный ретрит в горах Уэльса, участвовал в благотворительном походе протяженностью в сотню миль, занимался пешим туризмом в Швейцарских Альпах и на американском Западе. Наш «ходячий мертвец» прожил после операции почти восемь лет. Как результат, Соединенные Штаты Америки и многие европейские страны начали активно использовать миниатюрные роторные насосы в качестве альтернативы пересадке сердца. Многие пациенты благодаря операции смогли вернуться к работе. По прошествии шестнадцати лет мы набрались достаточно опыта в медицинском уходе за такими пациентами и теперь идем к тому, чтобы обеспечить людям с искусственным сердцем ту же продолжительность жизни, что и у пациентов, перенесших трансплантацию.
Питер умер через несколько недель после публикации интервью в «Вашингтон пост». Я тогда был в Японии, активно продвигая вспомогательные желудочковые системы в стране, не признающей пересадку органов. Смерть Питера не была связана с нашим насосом или с его собственным больным сердцем. Однажды у него обильно пошла кровь носом, из-за чего окончательно перестала функционировать единственная почка. Питеру запросто могли сделать диализ – мы ведь помогали ему обходиться без почек в течение недели после первой операции, – но в местной больнице отказались что-либо предпринимать. Без медицинской помощи уровень калия в крови достиг предельно высокого значения, началась фибрилляция сердца, и насос отключился. Будь я в Англии, мы бы обязательно забрали его в Оксфорд и спасли. Этой смерти можно было избежать.
В борьбе за сохранение жизни живого существа природа умеет приспосабливаться к обстоятельствам внешнего мира.
Мы попросили у Дианы, вдовы Питера, разрешения провести вскрытие, чтобы узнать, каковы долгосрочные последствия кровообращения без пульса. Сам насос был в идеальном состоянии: никаких кровяных сгустков, а подшипники ротора почти не износились. Мы вернули прибор Робу Джарвику в Нью-Йорк, где он вот уже который год продолжает работать на стендовой испытательной остановке. Левый желудочек Питера так и остался раздутым и совершенно бесполезным с функциональной точки зрения. Единственное обнаруженное нами следствие многолетней работы насоса – истончение мышечного слоя в стенке аорты. Поскольку пульсовое давление Питера равнялось практически нулю, аорте больше не нужны были толстые стенки, как у остальных людей, – отличный пример того, как природа приспосабливается к обстоятельствам.
