В кровь Анны ввели специальный краситель, чтобы при сканировании мозга рассмотреть расположенные в нем артерии. Такой способ открывает взору величественную архитектуру кровеносных сосудов мозга, напоминающих крону многолетнего дуба, – только на сей раз дуба со спиленной веткой: один из сосудов заканчивался преждевременно, хотя симптомов кровотечения и не было. Эмбол закупорил важнейшую артерию, питающую мозговой ствол, лишив кровоснабжения жизненно важный нервный центр.
Значительная часть белого вещества была уже мертва или сильно повреждена, в том числе нервы, ведущие к рукам и ногам, отвечающие за речь и за безусловные рефлексы. По всем признакам, пациентка находилась в коме, да еще, вероятно, ослепла.
Но как тогда Анна могла слышать и думать, если внешне складывалось впечатление, что она в бессознательном состоянии? Происходившее с ней напоминало фильм ужасов, где героя похоронили заживо в гробу с окошком, – тот самый пугающий синдром «запертого человека», при котором оказываются парализованы все произвольно сокращающиеся мышцы, за исключением тех, что отвечают за движения глаз. Причем больной способен лишь моргать и двигать глазами вверх-вниз – и больше ничего. Вместе с тем думающая часть мозга – его кора, она же серое вещество, – остаются целой и невредимой, и пациент все время пребывает в сознании, отдавая себе отчет о происходящем вокруг. Он все еще может думать, вот только не в состоянии пошевелиться и произнести что-либо вслух. Настоящий кошмар наяву.
Итак, Анна не теряла сознания. Ее голосовые связки не были парализованы, но она лишилась способности координировать дыхание и речь одновременно. Таким образом, хотя окружающим и казалось, будто она в глубокой коме, в действительности мыслительный процесс и слух Анны ничуть не пострадали. Разумеется, новая жизнь в западне собственного тела перепугала ее до ужаса. Она все видела – пусть и не знала никого из окружающих людей, – а также слышала настойчивый писк кардиомонитора. Нервная система утратила контроль над организмом, и Анна мерзла, несмотря на то что ее накрыли теплым одеялом. Создавалось ощущение, будто ее тело связали и заморозили.
Она помнила, как мужчина с кожей оливкового цвета, в зеленых брюках и рубашке пытался вставить ей в вену с тыльной стороны запястья какую-то трубку. Было больно. Она не могла напрячь ни единой мышцы, не могла издать не единого звука, но про себя истошно кричала. Мужчина ничего не говорил ей, будто они находились в разных мирах. На мгновение Анна решила, что умерла и теперь над ней проводят эксперименты. Но где же Бог? Почему она не в раю?
И кстати, откуда вообще взялся этот эмбол? Если из вены в ноге, значит, в сердце Анны должно быть отверстие, пропустившее его из правой половины сердца в левую. У многих здоровых людей есть небольшое овальное окно между правым и левым предсердиями, которое не заросло окончательно после периода внутриутробного развития. Плоду оно необходимо, чтобы переносить кровь из правой части сердца в левую, так как легкие еще не функционируют. Нужно было сделать Анне эхокардиографию. Более того, ее следовало бы делать всем пациентам, перенесшим инсульт, в том числе для того, чтобы закрыть овальное окно (если оно обнаружится) и за счет этого предотвратить повторные инсульты.
Эхокардиограмма стала ключом к истории Анны, связав внезапный недуг с преждевременной кончиной ее матери. Левое предсердие было заполнено огромной опухолью. Она выглядела хрупкой, напоминая тончайшую морскую водоросль, но с каждым сокращением предсердия прижималась к митральному клапану и перекрывала левую часть сердца. Это объясняло одышку и усталость.
Инфекция в пальце ноги тоже началась с эмбола, когда от опухоли оторвался крохотный фрагмент и преодолел клапан. Следующий фрагмент отправился уже не вниз, а вверх – через сонную артерию в базилярную, а оттуда в ствол головного мозга. Самый опасный маршрут из всех, что может придумать наш встроенный навигатор.
Я много раз оперировал опухоли сердца, в том числе редкие. У Анны же была миксома – распространенное доброкачественное образование. Миксомы часто бывают хрупкими, как у Анны, из-за чего от них и отрываются фрагменты. Первым симптомом нередко становится инсульт, поэтому оперировать следует немедленно после обнаружения опухоли. К счастью, в большинстве случаев миксома не образуется повторно.
Позвали кардиолога. Осмотрев Анну, доктор Форфар принялся настаивать, чтобы я срочно удалил опухоль. История Анны меня тронула, особенно когда я увидел, как она, парализованная, лежит в кровати. Взгляд ее открытых глаз был абсолютно пуст – никаких движений, никакой реакции. Приложив к ее груди стетоскоп, я тут же услышал шумы в сердце из-за преграды в митральном клапане, а также характерные «хлопки» бьющейся о него миксомы. Неужели до меня никто не послушал сердце Анны? На том этапе мы ничего не могли сказать о том, каков прогноз с неврологической точки зрения. Мы стараемся не оперировать пациентов, недавно перенесших инсульт, поскольку антикоагулянты, вводимые для того, чтобы предотвратить образование тромбов в аппарате искусственного кровообращения, могут спровоцировать новое кровоизлияние в мозг. Однако, как я уже говорил, велик был риск того, что от опухоли отделится еще один фрагмент, на этот раз приведя к летальному исходу.
Решение должны были принять Дез с Дэвидом – муж и отец Анны. Хотят ли они, чтобы я провел операцию, несмотря на неблагоприятный прогноз? Из-за шока они долго не могли решить; к тому же Дэвид в свое время лишился жены, а теперь и его дочь настигла та же болезнь. Однако оба хотели, чтобы у Анны был хоть какой-то шанс на спасение. Они поинтересовались моим мнением. Я сказал, что, по-моему, терять нечего. Они дали добро, и Анну в тот же день доставили в операционную.
Сердце Анны было миниатюрным и бойким, оно энергично билось и снаружи выглядело совершенно нормально. Внутри, однако, в нем притаилась сухопутная мина, взведенная и готовая в любой миг рвануть. Крайне важно было не потревожить ее, чтобы хрупкие осколки не попали в кровоток, прежде чем мы наложим зажим на аорту.
Перво-наперво мы запустили аппарат искусственного кровообращения, чтобы помочь кровообращению и опорожнить сердце. Затем я пережал коронарные артерии, чтобы прекратить подачу крови в сердце, предварительно введя в него кардиоплегический раствор и тем самым остановив. Маленькое холодное сердце неподвижно лежало в грудной клетке, и я вскрыл правое предсердие. В кардиохирургии нет ничего сложного – или не должно быть.
Миксома крепилась с другой стороны стенки между левым и правым предсердиями, известной как перегородка предсердий. Самый безопасный способ разделаться с опухолью заключается в том, чтобы вырезать перегородку и определить, где находится основание опухоли. Плавающее в крови образование зачастую присоединяется к перегородке коротким отростком, а чтобы опухоль не выросла снова, нужно удалить ее полностью. Делать это лучше всего в два шага – сначала обрезать отросток и удалить хрупкую опухоль, не повредив ее, а затем срезать под корень ее основание. Именно так мы и поступили. Я гордо опустил опухоль в контейнер с формальдегидом, чтобы потом вручить на исследование патоморфологу, который проверит, не злокачественная ли она. Мне доводилось оперировать пациентов с доброкачественной миксомой, которая позднее опять отрастала, превратившись в злокачественную. Редко, но такое бывает.
