— Мэри, — мягко обратилась она, — похоже, ты не устояла перед Крепкими Руками?
Фрейлина, которую иногда называли Ледяное Сердце, встретилась с ней взглядом.
— Да, миледи.
— Он того стоил? — спросила королева. — Скажи без утайки.
Мэри прикусила губу.
— Не сейчас, миледи.
— Возможно, даже никогда, правда? Послушайте, вы все, — произнесла королева, смерив придворных дам взглядом. — Эммота, ты тут самая младшая. Какими чертами должен обладать рыцарь, чтобы стать твоим любовником?
Эммоту едва ли можно было назвать женщиной — четырнадцатилетняя девчушка. Но на ее худеньком личике светились глаза, выдававшие живой ум. Ей далеко было до королевы, но та все же выделяла ее среди остальных, признавая в ней нечто особенное. На сей раз острый ум подвел Эммоту, и она, зардевшись, промолчала. Королева ободряюще улыбнулась ей, поскольку всегда с особой чуткостью относилась к тем, кто был смущен или сбит с толку.
— Послушай, дорогая, — мягко произнесла она, — люби лишь тех, кто достоин твоей любви. Люби тех, кто любит не только себя, но и других. Люби лучшего из них, будь то непревзойденный воин, великолепный танцор, талантливый арфист или одаренный шахматист. Люби мужчину не за его возможности, но исключительно за заслуги.
Королева, улыбнувшись, неожиданно спросила:
— Ты беременна, Мэри?
Фрейлина отрицательно покачала головой.
— Такой свободы я ему не позволяла, миледи.
Королева подалась вперед и взяла Мэри за руку.
— Замечательно. Дамы, помните: мы дарим любовь лишь тем, кто ее заслуживает. А наше тело — еще более ценный приз, нежели сама любовь, особенно когда дело касается юных рыцарей.
Она заглянула в глаза каждой фрейлине по очереди.
— Кто из нас не жаждет сильных, но в то же время нежных объятий? Кто не тоскует о прикосновении к мягкой, словно выделанной, коже, коей покрыты твердые, подобные камню, мускулы? Но стоит забеременеть, — королева встретилась взглядом с Мэри, — и тебя обзовут шлюхой. А еще ты можешь умереть, рожая от него бастарда. Или, что еще хуже, станешь жить в нищете, растя его ребенка, в то время как он будет превозносить свое имя.
Она глянула в окно.
— Если, конечно, тебя не запрут в монастыре.
Эммота вскинула голову.
— А что же тогда зовется любовью? — спросила девушка.
— Любовь должна быть наградой, а не простым инстинктом, — продолжила королева, — которому следуют два перевозбужденных животных во время гона, дитя. Мы проявляем интерес лишь к лучшим, похоти тут не место. Понимаешь, о чем я?
Девушка осторожно сглотнула.
— Да, думаю, понимаю, — произнесла она, — но тогда… зачем нам вообще возлежать с мужчиной?
Королева громко рассмеялась.
— О, Артемида, спустись на землю! Зачем? Потому что именно во имя любви к нам они идут навстречу опасностям, девочка! Думаешь, ехать в земли Диких — увеселительная прогулка? Ночевать рядом с Дикими, питаться около них, в конце концов, находиться на одной с ними земле? А затем столкнуться с ними лицом к лицу, сражаться и убить их?
Королева наклонилась вперед, очутившись почти нос к носу с Эммотой.
— Неужели ты думаешь, они делают все это ради блага человечества, моя дорогая? Возможно, те, кто постарше, у кого уже есть жизненный опыт. Они подвергают себя опасности ради всех нас, поскольку осознают, что будет в противном случае.
Она покачала головой.
— Но молодые воины сражаются с врагом ради одного — стать достойными тебя, моя дорогая. И ты управляешь ими. Когда ты раскрываешь рыцарю свои объятия, то вознаграждаешь его за проявленную им храбрость. За его героизм. За его доблесть. Ты должна научиться определять, когда мужчина действительно ее заслужил. Ясно? Теперь понимаешь?
Эммота с восхищением взглянула на королеву.
— Понимаю.
— Люди древности, жившие много веков назад, уже тогда задались вопросом: «Как помочь уберечься охраняющим?» — Дезидерата осмотрелась вокруг. — Это делаем мы, дамы. Мы, останавливая свой выбор на лучших из них. Более того, мы тем самым наказываем худших. Крепкие Руки оказался недостойным, и король вывел его на чистую воду. А ведь нам стоило это понять первыми — не так ли? Разве никто из вас не подозревал, что он обычный хвастун? Разве никто из вас не задавался вопросом, куда подевалась его храбрость, которую он никак не проявил и не испытал?
Глаза Мэри наполнились слезами.
— Протестую, мадам.
Королева слегка приобняла ее.
— Согласна, погорячилась. Он хороший воин. Позволь же ему доказать это королю. И доказать самому себе, что он достоин тебя.
Мэри сделала реверанс. Королева удовлетворенно кивнула и поднялась.
— Пойду помогу королю. Подумайте об этом. В этом наш долг. Любовь — наша любовь — не просто игрушка. Она — лавровый венок победителя, который получают исключительно лучшие из мужчин. И выиграть ее нелегко. Задумайтесь над этим.
Поднимаясь по широким мраморным ступеням, возведенным людьми древности, королева прислушалась и осталась довольна, что дамы не предают осмеянию сказанное ею.
Король был в зале оружия с двумя оруженосцами — Саймоном и Оггбертом, походившими друг на друга как две капли воды, одинаково веснушчатыми и прыщавыми. Он сидел в рубахе, чулках и брэ. Его доспехи для ног все еще лежали на полу, оба оруженосца протирали замшевой тканью наручи.
Она лучезарно им улыбнулась и произнесла:
— Оставьте нас.
И те быстренько удалились, как поступили бы любые мальчики–подростки, повстречай они обворожительную даму.
Король откинулся на спинку скамьи.
— Похоже, наконец–то и я снискал твою благосклонность! — усмехнулся монарх, казалось, помолодевший лет на двадцать.
Дезидерата опустилась перед ним на колени и расстегнула ремешок.
— Ты — король. И лишь тебе, тебе одному, не надо добиваться моей благосклонности.
Он наблюдал, как она расстегивает второй ремешок. Соединив их вместе, королева подняла и положила его доспехи для ног на стол позади себя, грациозно уселась к нему на колени, обняв за шею, и целовала до тех пор, пока не почувствовала его возбуждение.
Тогда она поднялась и распустила шнуровку платья. Причем сделала это медленно, не отрывая от него взгляда.
Король смотрел на нее плотоядно, словно волк на беззащитную овечку.
Когда наряд упал на пол, она осталась в одном лишь кертле — узком, облегавшем фигуру платье из шелка от лодыжек до шеи.
Монарх поднялся.
— Сюда могут зайти, — зарывшись в ее локоны, произнес он.
Супруга залилась смехом.
