И увидел пылавшие бешенством глаза кузена.
— Разве не я — самый лучший рыцарь в мире?! — проорал поверженный воин. — Пусть хоть кто–то посмеет назвать меня трусом, подло подставившим своего господина, чтобы погубить наверняка. Вытащи стрелу и перевяжи как можно туже.
Галлеец сверкнул глазами.
— Это моя битва! — воскликнул де Вральи, и тут блеск его глаз померк.
Гастон держал голову кузена, пока двое оруженосцев расстегивали тому нагрудник с хауберком и пытались остановить кровь. Вокруг них собрались остатки авангарда.
— Сегодня утром он сам настоял на этом, — раздался голос за спиной Гастона, и все оруженосцы разом склонили головы.
Позади него, в броне Жана де Вральи, стоял король Альбы.
— Твердил, что узнал о заговоре против меня, о засаде и умолял оказать ему честь и поменяться с ним местами. — Монарх опустил голову. — Он поистине великий рыцарь.
Отринув все, Гастон размышлял теперь только о том, что натворил его сумасшедший кузен. И главное — зачем. Ведь глаза безумца закрылись навеки.
НЕДАЛЕКО ОТ КРЕПОСТИ ЛИССЕН КАРАК — ТУРКАН
Туркан видел смерть короля. Невероятно острое зрение позволило ему в деталях рассмотреть, как в смертельном поединке схлестнулись рыцари и абнетоги. Разумеется, он обещал прийти им на помощь. Равно как и повстанцам. Но, поскольку план Шипа был обречен на неудачу, Туркан не собирался рисковать собратьями, которые и так понесли значительные потери.
— Если между людьми начнется грызня, нам это будет только на руку. Мы отлично попируем, — обратился он к сестре.
— Только отчего–то этого я как раз и не наблюдаю, — заметила Моган.
— Полностью согласен, — поддержал ее Коргхан.
За ними стояло еще сорок демонов, а сорока кветнетогов было бы более чем достаточно, чтобы склонить чашу весов в их пользу.
— Передай сэссагам и абенакам, что битва проиграна, — приказал Туркан сестре.
— Она не проиграна, пока нас не одолели, — не согласилась та. — Во имя камня и текущей воды, неужели это твое окончательное решение?
Туркан нахмурился, и на его лице появились глубокие морщины.
— Шип должен умереть. Сейчас, пока слаб. Иначе он выследит и перебьет нас всех до последнего.
— Даже не пытайся убедить меня в том, что вся эта каша заварилась лишь из–за противостояния двух сил, — гневно сплюнула она, вплотную приблизившись к самцам. — Я потеряла своих братьев по крови, и ты тоже. Нам обещали пир и…
— Мы довольно попировали в Альбинкирке и по дороге сюда, — покачал головой Туркан. — И это решение далось мне нелегко. Но Шип должен исчезнуть. Я чувствую, как нами… — он размял пальцы на лапе, описав причудливую дугу каждым из них по отдельности, — управляют. Но пока не знаю кто или что.
— Хорошо, — недовольно фыркнула Моган, — я передам, но делаю это не по своей воле.
Быстрая как олень, она скрылась в лесу.
— Следуй на запад, — приказал Туркан брату.
— Я могу остаться и помочь тебе, — настаивал тот.
— Возможно, но Моган не сможет повести за собой клан, не сможет оплодотворять яйца. А ты сможешь. Не спорь со мной, брат.
— Хорошо, — подчинился Коргхан, гневно щелкнув языком.
Рыцари короля поднимались по склону холма прямо в лапы Туркана и его сородичей, а оба отряда клана направились на запад.
Билл Редмид бежал, время от времени останавливаясь и выпуская очередную стрелу из стремительно таявших запасов. Конусовидные наконечники почти все вышли, а из стрел оставались лишь охотничьи.
Латы проклятых аристократов были слишком толстыми, таких он никогда не видел. Еще Дикие… Мало того что им нельзя доверять, а он доверился, так теперь наверняка его душа будет гореть в аду. Посему Билл пребывал в прескверном расположении духа: уставший, злой, побежденный.
Но он видел смерть короля, хотя она не задержала гнавшихся за ним рыцарей, которые тут же казнят его, стоит попасться им в руки, как и любого другого повстанца из отряда. Билл выждал секунду, высунулся из–за дерева, всадил стрелу в бок чьего–то треклятого господина и снова пустился наутек.
Добрался до второго холма, где их застало сегодняшнее утро и где огромный демон отдавал им приказы. Рогатых и след простыл. Чтоб им сквозь землю провалиться. Если ты вольный человек, никогда не водись с толстосумами.
Река была уже близко.
У подножия холма Билл заметил трех рыцарей в красных сюрко, поднимавшихся наверх. Большинство воинов спешились и шли пешком. Шквал стрел подсказал ему, что его парни все еще сражаются. Против королевских гвардейцев. Будь он проклят, если даст погибнуть еще хотя бы одному повстанцу.
Билл сменил направление и по диагонали стремглав помчался по склону. Он оказался за спиной Нэта Тайлера, как раз когда тот выпускал очередную стрелу.
— Живее, Нэт! К лодкам!
От неожиданности Тайлер дернулся, словно ужаленный, но тут же взял себя в руки и просигналил в рог. Они услышали ответный сигнал, означавший, что приказ принят.
— За мной! — позвал Билл и побежал вверх по холму, настолько быстро, насколько позволяли ноги.
Бежавшие следом повстанцы выпустили еще по одной стреле и, подчиняясь сигналу «спасайся, кто может», помчались за Биллом.
Так они неслись, пока Редмид не заметил трех своих ребят, наступавших со щитами и мечами на рыцаря. Повстанец натянул тетиву, и тут из–за деревьев появился еще латник. Он пересек гребень холма и поднял забрало…
По такой мишени грех не попасть.
Готор Веней взбежал на вершину холма, подгоняемый собственной гордостью. Он был королевским гвардейцем и впервые в жизни участвовал в настоящем бою. Красное сюрко просто кричало о том, кому он присягнул на верность. Все без исключения повстанцы были его личными врагами, и молодой мужчина без тени жалости преследовал их. Догнав первого, рыцарь рубанул сзади: удар вышел неточным, неуклюжим, но лезвие меча все же рассекло выбранной жертве шею, и противник тяжело рухнул на землю. Кровь фонтаном брызнула из раны, а Веней, на ходу выдернув клинок из трупа, продолжил погоню.
Следующий, кого он догнал, упал на колени, взмолившись о пощаде. Пареньку было около четырнадцати. Готор замешкался, но гвардеец постарше снес повстанцу голову.
— Сорную траву вон с поля, — назидательно произнес он и продолжил погоню.
Отринув любое проявление жалости, Готор стал поступать точно так же.
В доспехах бегать непросто. А нестись в гору в мягкой обуви, к которой цепляется весенняя поросль, и того тяжелее. Воздуха не хватало, все больше повстанцев объединялись в единый крупный отряд, поливая гвардейцев стрелами, и задыхавшемуся Венею постоянно приходилось бороться с нестерпимым желанием открыть забрало.
