— Капитан!
Он повернулся и увидел бегущую через внутренний двор босоногую Амицию.
— Двинулись, — просипел Том. — Соберу людей.
— Двадцать копий.
— Хорошо, — произнес гигант и, отъезжая, подмигнул.
Подбежала Амиция. Он уловил ее приближение загодя. Ощутил ее запах, аромат земной женщины, чистый и яркий, незамысловатый, словно только что выкованный клинок. Чем–то напоминавший запах Диких.
— Настоятельница велела передать тебе вот это, — сдержанно сказала она, протягивая ему небольшой свиток. — Еще заверила, что примет незамедлительные меры, так что не думай, будто на твое предупреждение не обратили внимания.
Он взял свиток из ее рук.
— Спасибо, — натянуто улыбнувшись, поблагодарил Красный Рыцарь. — От усталости я становлюсь несговорчивым.
— Ты сражался за свою жизнь, — выпалила она, не отводя от него глаз. — Нет большей усталости, чем усталость от постоянного страха и войны.
Капитан мог бы оспорить ее утверждение. Рыцари не признаются в своем страхе. Но в ее нежном голосе было столько убежденности и искренности. Такой исцеляющий. Всепрощающий. Чарующий голос.
И только сейчас Красный Рыцарь заметил, что все еще держит девушку за руку. Она покраснела, но руку не отдернула.
— Госпожа, ваши слова как бальзам на душу утомленного человека.
Капитан поклонился и поцеловал ей руку. Прикосновение тоже было исцеляющим. Девушка словно приворожила его.
Она фыркнула.
— Никакая я не госпожа, просто послушница при монастыре.
Красный Рыцарь заставил себя оторваться от нее, иначе они простояли бы в этом залитом лучами весеннего солнца дворе целую вечность.
Он прочел свиток, пока спускался от главных ворот до Нижнего города по засыпанной гравием дороге, почти везде обнесенной стеной. Некоторые участки были вымощены булыжниками, что делало ее неплохим укреплением, которое он мог успешно использовать для обороны.
Возводя эту крепость, кто–то не поскупился.
Легким галопом рыцарь пересек город. Боль в плече успокоилась. Дрожь ощущалась только в правой руке, но уже по другой причине. Внезапный приступ хохота сразил капитана.
ХАРНДОНСКИЙ ДВОРЕЦ — ДЕЗИДЕРАТА
Дезидерата отправилась в сопровождении своих рыцарей и дам развлечься на природе, желая вдоволь насладиться наступившей весной, эти первые весенние денечки даже самые закаленные из ее отчаянных молодых людей не отважились бы искупаться нагишом в реке. И все же было достаточно тепло, чтобы нестись во весь опор и расстелить одеяла для пикника.
Расстановкой блюд занималась леди Мэри. Это вышло случайно, потому что Дезидерата увлеклась тщательной подготовкой прогулки и другими не менее важными делами.
Леди Ребекка Альмспенд, личный секретарь королевы, сидела за спиной Мэри, вычеркивая угощения из списка по мере того, как их распаковывали. Они были давними единомышленницами и дружили с детства.
Ребекка скинула туфли.
— Все–таки весна.
Мэри улыбнулась.
— Время, когда все помыслы молодых мужчин лишь о войне, — произнесла она.
— Воистину так. Они бросают нас, едва заслышав о появлении в поле первого врага, и от этого у всякой девушки голова кругом идет. — Ребекка нахмурилась. — Надеюсь, он сделает мне предложение. Хорошо бы он сделал его еще до отъезда.
Мэри поджала губы, посматривая на два глиняных горшочка с повидлом, которое так нравилось их королеве. Она могла съесть его очень много.
— Мы что, действительно взяли с собой лишь два горшочка?
— Если честно, Мэри, оно стоит целое состояние. Апельсины с юга? Сахар с островов? — покачала головой девушка. — К тридцати у нее зубов не останется.
— Никто этого не заметит.
— Мэри! — воскликнула Ребекка, увидев на щеках подруги слезы.
Вскочив, она заключила ее в объятия. Бекки слыла весьма отзывчивой особой, поэтому едва ли не все плакались ей в жилетку. Стоя с острой палочкой для письма в одной руке и восковой дощечкой в другой, поглаживая подругу по спине, она чувствовала себя немного глупо.
— Он уехал, даже не попрощавшись! — в отчаянии воскликнула девушка. — Вот твой горец любит тебя, Бекка! Он вернется за тобой, если будет жив. А Мурьен любит исключительно себя, я была так глупа…
— Ну, будет, — пробормотала Ребекка.
Из–за ив, росших вдоль берега реки, раздался громкий смех, мелькнули волосы королевы.
— Глянь–ка, она распустила волосы, — произнесла Мэри.
Обе залились смехом. При первом удобном случае королева скидывала чепец, высвобождая свои прекрасные локоны.
Ребекка улыбнулась.
— Будь у меня такие волосы, я бы их тоже распустила.
Мэри кивнула, отступила, высвобождаясь из объятий, и вытерла слезы.
— Думаю, мы готовы. Пусть слуги начинают расставлять тарелки.
Она посмотрела на деревья, определяя время по тени. Все вокруг было по–весеннему живописным и напоминало пейзажи в иллюстрированных рукописях.
В ответ на ее высказывание из рощи появился Мастиф, человек королевы, и отвесил придворный поклон. Он щелкнул пальцами, и дюжина мужчин и женщин, словно в танце, задвигались вокруг, расставляя блюда. Времени им потребовалось не больше, чем кому–то добежать до реки.
Мэри тронула Мастифа за локоть.
— Вы, как всегда, сэр, творите чудеса, — восхищенно произнесла она.
Он низко поклонился, польщенный.
— Вы слишком добры, миледи, — ответил мужчина и снова скрылся вместе со своими людьми, а Мэри позвала королеву и ее друзей на обед.
Королева подошла, босоногая, одетая в легкое изумрудное платье, с распущенными волосами, ниспадавшими по спине, и протянутыми навстречу раннему солнцу обнаженными руками. В основном все молодые люди были одеты по этикету, только двое рыцарей ограничились простыми домоткаными туниками без леггинсов, подобно крестьянам или рабочим. Создавалось впечатление, что Дезидерата именно к ним благоволила в большей степени, а короткие туники и оголенные ноги выставляли в выигрышном свете их мускулы.
Усаживаясь на молодую травку, чтобы перекусить, эти двое присели с излишней осторожностью, что вызвало улыбку Мэри. Ее взгляд скользнул по Ребекке, которая поспешно отвернулась, едва сдерживая смех.
Леди Эммота, самая младшая из дам королевы, вслед за своей госпожой распустила волосы, а когда королева села, заняла место рядом. Дезидерата обняла девочку, положила ее голову к себе на колени и принялась гладить ее локоны. Эммота смотрела на нее с обожанием.
Большинство молодых рыцарей едва могли есть.
