— Как он это делает?
Капитан тем временем обнаружился входящим в крыло дормитория шагах в двадцати от них. Майкл уже было собрался его окликнуть, но Йоханнес прикрыл ему рот рукой в латной рукавице.
— Теперь понятно, куда отправился наш переговорщик, — заявил Хьюго. Взгляд его темно–карих глаз встретился со взглядом знаменосца — Говорил я, уж больно он молод.
Йоханнес убрал руку от лица оруженосца.
— У каждого свои маленькие тайны, тем более, у бастарда.
Собеседник покачал головой:
— Да оставь ты его в покое. Вот выбил бы для нас договор…
Хьюго хмыкнул и с завистью посмотрел на окна.
Капитан представил себя входящим во Дворец воспоминаний.
Комната со сводчатым потолком. Двенадцать стен, высокие арочные окна с витражами. На каждом изображено что–то свое. Все расположены на одинаковом расстоянии друг от друга между старыми мраморными колоннами, поддерживавшими куполообразный свод. Под окнами знаки зодиака, нарисованные бриллиантовой голубой краской на тонком слое сусального золота, затем полоса листовой бронзы шириной с мужскую руку и, наконец, на уровне глаз череда ниш. В них одиннадцать статуй из белого мрамора, а под знаком Ареса — окованная железом дверь.
Прямо по центру комнаты установлена двенадцатая статуя — Пруденция
[17], его наставница с детства. На лице из белого мрамора при его приближении мелькнула вполне земная улыбка.
«Клеменция
[18], созвездие Рыб, Евстахий», — произнес он во Дворце воспоминаний, и испещренные прожилками руки наставницы задвигались, указывая поочередно то на один, то на другой знак.
Комната пришла в движение.
Окна над знаками зодиака стали бесшумно вращаться, статуи под полосой из бронзы завертелись в противоположном направлении, пока три указанных знака не выстроились в одну линию напротив окованной железом двери. Он улыбнулся Пруденции, пересек комнату с двенадцатью стенами и выложенным плиткой полом и отомкнул запор.
Капитан открыл дверь в заросший зеленью сад — воспоминание о сновидении прекрасного летнего дня. Оно не всегда оставалось таким безмятежным, вот и теперь из раскрытой двери подул ветер. Случалось, ветер и раньше дул, но не настолько сильно, сейчас же это был зеленый вихрь. Усилием воли Красный Рыцарь перенаправил небольшую его часть, преобразовав в шар, затем бросил, подобно горсти листьев, в пеньковый мешок, материализованный воображением, и вложил в протянутую руку Пруденции, оставив на черный день. Непрекращающийся зеленый вихрь взъерошил ему волосы, достиг расположенных сзади в ряд знаков, и…
Красный Рыцарь не спеша отошел от лошадей, уверенный в том, что Майкл будет недоумевать по поводу его исчезновения, как и наблюдатель у окна.
Создаваемые и любимые капитаном иллюзии в большей степени были связаны с воздействием на окружающих, нежели со сверхъестественными силами. Для достижения задуманного он предпочитал использовать способы ослабления физического присутствия — ступать бесшумно, не позволяя даже полам плаща трепетать на ветру.
У дверей дормитория он вновь отправился во Дворец воспоминаний и проскользнул в комнату со сводчатым потолком.
«Еще разок, Пру», — попросил капитан.
Как только мраморная статуя указала на знаки, расположившиеся в ряд над выходом, те снова пришли в движение. Он еще раз открыл дверь, позволив зеленому вихрю подхватить себя, проход за спиной закрылся.
Мужчина вошел в дормиторий. Там в хорошо освещенном благодаря целому ряду высоко расположенных окон помещении сидели монахини — дородные женщины детородного возраста. Большинство занимались шитьем.
Он бесшумно прошел мимо: полы ярко–красного плаща не шелохнулись. Усилием воли он внушал, что в его присутствии здесь нет ничего необычного. Он направился прямиком к лестнице. Никто не повернул головы, за исключением пожилой монахини. Оторвавшись от вышивки и посмотрев в сторону лестничного пролета, она в недоумении приподняла брови, но сразу вернулась к работе. За спиной послышалось перешептывание.
«Выходит, одурачены далеко не все, — подумал капитан. — Интересно, кто эти женщины?»
В саботонах не походишь бесшумно, поэтому он ступал как можно осторожнее, ведь используемая им сила была небезграничной. Ступени винтообразно уходили все выше и выше, длина их укорачивалась, как и повсюду в крепостях, блокируя правую руку и затрудняя возможность маневра нападающему. «Коим, в определенной мере, я и являюсь», — подумал он.
Галерея располагалась непосредственно над залом. Днем даже в пасмурную погоду здесь было светло. У окна три облаченные в небеленое одеяние послушницы наблюдали за воинами во дворе и пересмеивались.
Сила быстро убывала, но он успел уловить присутствие их силы, чему был немало удивлен.
Капитан шагнул в галерею, и тут его саботоны дали о себе знать: послышался отчетливый лязг железа о деревянный пол, словно раскат грома над босоногими девами. Он не стал даже пытаться внушать им, будто его присутствие — дело обыденное, ведь завоевать с ходу их доверие не представлялось возможным.
Девушки обернулись. Две бросились бежать. Третья послушница колебалась, и это стало для нее фатальным. Она замерла, выжидая, что же будет дальше.
Он взял ее за руку.
— Амиция? — проникновенно произнес молодой мужчина и, заглянув ей в глаза, поцеловал. Закованная в доспехи нога протиснулась между ее ног, девушка оказалась в западне. С легкостью он приподнял ее, совладать с ней — все равно что с ребенком бороться, мгновение — и она у него на реках. Прислонился наспинником к выступу крытой галереи и так удерживал. Нежно. Крепко.
Она изогнулась, ловя съезжающий рукав, зацепившийся за гребень налокотника. Неотрывно глядела ему в глаза… широко распахнутыми глазищами. Разжала губы. В этом было нечто, не поддававшееся определению, но не страх или неприятие. Он коснулся языком ее зубов, а его палец скользнул по ее подбородку.
Под его напором девушка приоткрыла рот… Божественно.
Он целовал ее, а может, она целовала его. Время будто остановилось. Послушница обмякла в его объятиях. Жар разгоряченного тела приятной теплой волной накрывал ее, проходя сквозь закаленную сталь наручей и нагрудника.
Наконец с поцелуями было покончено.
— Постриг погодила бы принимать, — произнес он. — Поищи местечко получше.
Он хотел лишь подразнить ее, но голос прозвучал насмешливо. Сам того не ожидал.
Капитан поставил девушку на пол — пусть не воображает, будто он собирается воспользоваться ее беспомощностью. Растерянная, она прямо–таки залилась краской, даже ладошки порозовели. Она опустила глаза, переступила с ноги на ногу, вроде как засмущалась, подобное ему доводилось наблюдать не единожды. Подалась вперед…
