Король улыбнулся, словно мальчик, которого похвалил родитель.
— Я и в самом деле обожаю лошадей, но вовсе не претендую на столь великолепного коня, но если он настаивает…
Монарх облизал губы. Сэр Гастон кивнул на оруженосца, который подводил к ним коня, уже без доспехов.
— Он ваш, ваше величество, а мой кузен просит лишь позволить ему взять другого коня и сразиться с вами еще раз.
— Он уже воспользовался своим правом, — заявил монарх. — Если он хочет получить еще одну возможность показать себя, то пусть собирает своих рыцарей и отправляется со мной на север.
Казалось, король хотел сказать что–то еще, но сдержался. Он позволил себе лишь скупую усмешку и произнес:
— И передайте ему, что в этом случае я с удовольствием одолжу ему лошадь.
Гастон поклонился.
— Мы поскачем с вами, ваше величество.
Но король уже отпустил его и повернулся к супруге.
— Все плохо, — сказал он. — Если автор письма действительно разбирается в происходящем и знает настоящее положение дел, то все очень плохо. Повстанцы. Демоны. Виверны. Все Дикие объединились против нас.
Услышав о том, кто напал на замок, придворные дамы перекрестились. Королева поднялась.
— Что ж, давайте поможем нашим достойным господам, — обратилась она к своей свите и поцеловала короля. — Тебе будут нужны телеги, провиант, фураж, походные кухни и запасы воды. Я напишу списки и отдам необходимые распоряжения. Ты собирай своих рыцарей, а я позабочусь, чтобы все остальное было готово к полудню.
В один миг ветер перемен — настоящей войны, которая, так или иначе, подразумевала великие победы, свершения и подвиги, — развеял ее мимолетный интерес к чужеземному рыцарю. Тем более, ее возлюбленный — король — отправлялся сражаться против Диких.
Он посмотрел на нее с обожанием.
— Благослови тебя Господь! — еле слышно прошептал монарх.
Он позвал констебля. И графа Тоубрея, который тут же шагнул вперед.
Граф облагодетельствовал короля кривой усмешкой.
— Хорошо, что все мои воины сейчас при мне, ваше величество, и что вы изволили созвать рыцарей на турнир.
Король недолюбливал Тоубрея, но теперь у них появилась общая цель. Монарх хлопнул собеседника по плечу.
— Если бы я только знал! — воскликнул он.
— Мои рыцари в вашем распоряжении, — кивнул граф.
Король покачал головой.
— С вами, Тоубрей, всегда так. Как только я нахожу причину презирать вас, вы тут же оказываете мне помощь. И все же год спустя вы опять найдете способ все испортить.
Граф отвесил поклон.
— Какой уж есть, ваше величество, а сейчас я всего лишь ваш покорный слуга.
Его взгляд метнулся к королеве. Она ничего не заметила, поскольку была поглощена составлением списка крупногабаритных повозок, которые требовалось раздобыть в Харндоне. Но король проследил за взглядом Тоубрея и недовольно поджал губы.
Граф в свою очередь наблюдал за королем. Он мог бы с легкостью сместить его — казалось, у монарха нет ни высоких чувств, ни каких–то иных целей, кроме побед на ристалище и в кровати собственной жены.
Но вот Дикие вторглись в их земли, а королевское войско уже готово выступить. И создавалось такое впечатление, будто подобная удача сопутствует его величеству постоянно.
ЛИССЕН КАРАК — КРАСНЫЙ РЫЦАРЬ
Капитан очнулся в лазарете монастыря. Голова покоилась на перьевой подушке, руки — левая в тугой повязке — на белом шерстяном одеяле, накинутом поверх мастерски сотканной льняной простыни. В узкое окно прямо над головой заглядывали лучи солнца, свет попадал и на храпевшего на соседней кровати Плохиша Тома. На следующей койке лежал лицом к стене какой–то парнишка, а напротив него — пожилой мужчина с перевязанной головой.
Несколько минут он не двигался, ощущая себя безмерно счастливым, но воспоминания снова начали донимать его. Капитан мотнул головой, проклял Бога и сел, опустив ноги на пол.
Услышав шевеление, дежурившая у кровати сестра подняла голову. Он ее сначала не заметил. Девушка улыбнулась.
Амиция.
— Не боишься оставаться со мной наедине? — поинтересовался он.
Ее сдержанность была осязаема: послушница словно облачилась в непробиваемую броню.
— Нет, не боюсь, милый. Разве должна? — Девушка поднялась. — Да и Том только–только задремал, а старый Гарольд, у него проказа, спит очень чутко. Надеюсь, ты их не разбудишь.
При слове «надеюсь» Красный Рыцарь вздрогнул. Наклонился к ней — от ее кожи пахнуло оливковым маслом, ладаном и мылом, — и ему пришлось бороться с желанием положить руки ей на бедра, обнять за талию…
Она чуть отвела голову в сторону.
— Даже не думай! — резко, но не повышая голоса, произнесла Амиция.
Его щеки вспыхнули.
— Но я тебе нравлюсь! — выпалил он.
И это показалось ему самой большой глупостью, которую он когда–либо произносил вслух. Красный Рыцарь взял себя в руки, вспомнив о собственном достоинстве, о капитанской должности.
— Скажи, почему ты постоянно меня отталкиваешь? — спросил он, всеми силами стараясь, чтобы слова прозвучали беспечно и шутливо. — Хотя вчера все было по–другому.
Ее взгляд был тяжелым и холодным.
— Скажи, почему ты проклинал Бога, когда проснулся?
Повисло молчание, и он даже подумал, а не сказать ли правду.
Амиция осторожно взяла его левую руку и принялась разматывать повязку. Было больно. Том приоткрыл один глаз. И капитану не слишком понравилось, как он с нескрываемым восхищением пялился то на ее бедра, то на груди в зависимости от того, как она поворачивалась к нему.
Том подмигнул капитану. Но Красный Рыцарь не ответил.
Амиция сделала компресс из душицы, снова наложила повязку, удовлетворенно кивнула и произнесла:
— Постарайтесь в следующих битвах с чудовищами не хвататься за острые предметы, мессир.
Его губы непроизвольно растянулись в улыбке, и она улыбнулась в ответ. Неловкое молчание было нарушено, и он покинул лазарет окрыленным. Это ощущение длилось, пока он не спустился по крутой винтовой лестнице и не увидел под навесом в опустевшем внутреннем дворе двадцать три обернутых в белые саваны трупа.
Сразу после сражения настоятельница приказала всем своим людям не выходить наружу. Отныне ни один человек не будет ночевать под открытым небом, как бы там по–весеннему тепло и приятно ни было. Все службы проходили в приделе, а основную часовню превратили в спальное помещение.
Направляясь в свой кабинет, он прошел под аркой и застал там Майкла и сэра Адриана, профессионального писаря, занятых бумажной волокитой. Оруженосец чопорно поднялся и отвесил поклон, а Адриан невозмутимо продолжал писать.
