Про болезнь мама расспрашивает особенно подробно. А потом все пересказывает папе. Он слушает внимательно, иногда хмурится.
Когда подходит время для десерта, допрос окончен, обстановка в комнате не напряженная. Кит рассказывает о смешных случаях, происходивших с кем-то из его семьи, о своих домашних питомцах. А родители рассказывают про мое детство, показывают Киту альбом с моими детскими фотографиями. Я смотрю на эту семейную идиллию и с трудом сдерживаю слезы радости – все идет так, как я могла видеть только в своих мечтах…
– Vielen Dank für den schönen Abend!
[13] – говорит Кит после ужина, прощаясь.
– Kommen Sie bitte bald mal wieder!
[14] – отвечает папа, пожимая ему руку.
– Я выйду на пару минут! Мы поболтаем у дома! – говорю я родителям и выхожу с Китом.
– Уф! Как все прошло? – спрашивает Кит, вытирая ладонью лоб. – Я весь вспотел!
– Ты просто молодец! Уверена, что ты им понравился! – Я обнимаю Кита.
– Я очень старался! Архип учил меня этикету за столом. Заставлял есть за столом с двумя книгами, зажатыми под мышкой. За каждую оброненную книгу штраф – щелбан по затылку и десять «кенненцюлярненов
[15]» вслух. У меня теперь шишка на затылке, а язык будто распух, теперь с трудом выговариваю слова и думаю, что до конца жизни ничего больше, кроме «Эс ист шюн си кенненцюлярнен», сказать не смогу.
Я смеюсь и целую его в губы, треплю затылок.
– Ты хороший ученик. Вел себя за столом так, будто всю жизнь ел только в ресторанах.
– Что теперь? Какова была цель этого мероприятия? Что они решат?
Я кладу Киту голову на плечо.
– Я надеюсь, что они разрешат мне остаться, а нам – быть вместе. Я хочу этого больше всего на свете.
* * *
После ухода Кита мама убирает со стола, папа ставит остатки еды в холодильник, а я загружаю посудомойку.
– Ханна, мы с мамой хотели бы поговорить с тобой о Ките, – начинает папа. – Мы считаем, что он неплохой парень…
– И нам очень-очень жаль его и его семью, – добавляет мама, – но…
– Но? – настораживаюсь я.
– Но мы не хотим, чтобы из-за него ты рушила свою жизнь, – подытоживает папа.
– Я не разрушу свою жизнь тем, что останусь с ним! – повышаю я голос.
– Дочь, дослушай до конца, – строго говорит папа. – У нас с мамой к тебе предложение. Мы согласны дать кое-какую сумму его семье, чтобы оплатить его лечение частично или полностью, но…
– Но? – Мой пульс учащается, сердце стучит как бешеное.
– Ты уедешь в Германию в начале этой осени, отправишься в Studienkolleg в Берлине, успеешь как раз к осеннему семестру. Проучишься там два года, будешь получать самые высокие баллы, затем – поступишь в Берлинский университет имени Гумбольдта. Еще три года – окончишь и его. Потом делай, что хочешь. Хочешь, возвращайся сюда, к своему Киту, устраивайся работать в булочную, хочешь, оставайся в Берлине и строй карьеру. Осенью заканчивается мой очередной контракт в этой стране, мы с мамой тоже уезжаем обратно в Германию. Еще из условий – не приезжать сюда вообще в течение этого срока. Оплата лечения Кита в обмен на послушное пятилетнее обучение. Что скажешь?
Я споласкиваю чашки и уже целую минуту вожу губкой по кругу. Я низко опускаю голову и прикусываю губу, чтобы никто не видел, что на глазах – слезы, а губы трясутся от сдерживаемых рыданий.
Они играют со мной! Играют! Так нечестно! Они знают прекрасно, как я поступлю, – но представляют все это так, как будто это лично мой выбор.
Что мне делать?
Пять лет я не увижу Кита – только одна мысль об этом душит меня.
Но он будет здоров! Родители оплатят его лечение! Это новость удивляет меня – деньги, которые нужны на операцию, немаленькие не только для жителей Чертоги, но и для моей семьи – столько стоит машина среднего класса. А родители как раз копят на автомобиль… Они очень прижимистые, и подобная благотворительность совсем не в их стиле. Отдать все накопления на автомобиль ради спасения какого-то бродячего Schund? Это не в традициях нашей семьи.
Пять лет… И я снова вернусь сюда. Кит будет здоров. И мы будем счастливы… Пять лет. Жди меня, Кит-Wal.
– Я согласна, – тихо говорю я.
* * *
Проходит пять месяцев. За это время мои дотошные родители достали всех – меня, Кита, его маму, врачей в больнице в Городе, изучили все об аневризмах и об операциях по их удалению. Сидят за компьютером все вечера и читают научные статьи. Это занятие настолько их увлекло, что мне кажется, они бы с удовольствием сами поиграли бы в нейрохирургов, если дать им в руки скальпель. Они переводят на карту мамы Кита деньги, которые целиком покроют расходы на операцию. Вот только операцию пока все еще делать рановато – аневризмы не достигают семи миллиметров…
Кит со смехом рассказывал, как мои родители заглянули к нему в гости, чтобы познакомиться с мамой. Как они с мамой драили полы перед приходом таких важных гостей и чуть ли не красили стены в подъезде, а Архип перед приемом искал в доме посуду без сколов и все утро скреб чашки от налета.
Я забрала документы из школы, и мы с Китом проводим вместе чудесное лето. Последнее на будущие пять лет – как ни горько это осознавать.
Это лето особенное еще и потому, что нам теперь не надо скрываться от родителей, наоборот, мои родители, как никогда, любезны и добры к Киту.
Обычно мы встречаемся у граничного забора. Я всегда прихожу чуть раньше назначенного времени, мне нравится смотреть на то, как вдалеке на холме появляется Кит и как он прыгающей походкой приближается ко мне.
Мы много времени проводим у забора, нам нравится находиться здесь. Здесь мы познакомились и провели в детстве много часов в томительном ожидании встречи, в то время, когда мы даже не могли друг друга понимать. Мы приносим сюда книжки, разбиваем у забора целый маленький лагерь, ложимся, и я читаю вслух. Когда мы не поглощены книгой, то просто болтаем о разном, часто вспоминаем наше детство, а Кит делает небольшие зарисовки в своей тетради.
Я заглядываю к Киту через плечо. Он рисует целую сценку из нашего детства. Девчачий клуб! Я узнаю на рисунке себя и его – мы держим поливалку. Струя воды направлена на Ирму и ее подруг.
– Кит, в другой наш день из детства, когда мы были в Холмах у качелей… – говорю я. – Неужели тебе не было страшно, когда свита Ирмы окружила нас там? И все вокруг стали кричать о том, что ты из Шунд? Неужели не испугался?
Кит улыбается.
