Другим профессиональным недостатком работников сельсоветов крестьяне считали их покровительство отдельным лицам в ущерб другим сельчанам или всему крестьянскому сообществу. При проведении чистки соваипарата в Веркольском сельсовете в упрек местному председателю сельсовета ставили следующее: «…т. Абрамов. Нет распорядка в работах со стороны с/совета. Более зажиточной части дается привилегия. На бедняков заявления не отвечают»
[366]. Отсылка к имущественному положению «привилегированных» крестьян в данном случае, вероятнее всего, является эвфемизмом, служащим для усиления собственной аргументации автора высказывания. Поэтому судить о том, насколько зависит опека со стороны власти от социального положения крестьянина сложно, однако факты подобного покровительства упоминаются и в крестьянских «письмах во власть». Так, колхозник Воробьев из Чебсарского района в своем письме в Северный краевой комитет ВКП(б) писал о некоем бригадире их колхоза Смирнове, который постоянно охотился и пьянствовал вместе с председателем сельсовета, за что он, по мнению автора письма, был выдвинут «к руководству», а также получил от колхоза кредит в размере 500 рублей. Житель деревни Куницино Кубино-Озерского района П. Молодов писал о члене сельсовета Курочкине, который, с его точки зрения, явно несправедливо опекал беднячку Анну Красову, «год от года наделяя хлебным пайком». Считая эту меру совершенно излишней, П. Молодов сообщал, что последняя этот паек продавала
[367]. Обратной стороной такого представления об избирательности власти можно считать часто встречающиеся в крестьянских письмах жалобы на сведение «личных счетов» как один из мотивов деятельности совслужащих
[368]. При этом следует отметить, что в подобного рода апелляциях крестьяне нередко не раскрывали причин их вражды с представителями местной власти. По всей видимости, они полагали уже сам факт сообщения о сведении «личных счетов» достаточным для того, чтобы адресаты их писем могли разрешить конфликт в их пользу. Тем не менее, несмотря на всю ситуативность подобных писем, вероятно, все же следует признать, что крестьянам было свойственно представление о желаемой независимости местной власти от личностно окрашенных пристрастий и амбиций, что представлялось им залогом стабильности и внутренней непротиворечивости существования сельского социума.
Перечисляя проступки, негативно сказывающиеся на профессиональной деятельности работников сельсоветов, крестьяне прежде всего указывали пьянство. В 1930 году жители Нижне-Матигорского сельсовета Холмогорского района в своем письме в рабоче-крестьянскую инспекцию весьма показательно, хоть и тенденциозно, описывали алкогольные «достижения» местных чиновников. «Теперь опишем кто служит у нас в сельсовете, как они себя ведут и как раскулачивали. Председателем в настоящее время служит Фролов Сергей Константинович бедняк, это хорошо, но что он за бедняк, очень любит выпить, а голова у него безумна. Спросишь у него, что такое председатель или что такое комсомолец, и мы ручаемся, что ему не ответить. Секретарь Онегин Борис Яковлевич бедняк, комсомолец, сын бывшего подрядчика, который имел свой очень хороший дом в городе Луге <…> Очень крупный пьяница, по улицам валяется, даже напивается до такой степени, что приходится отваживать. Члены с/совета Шабунин Клавдий Яковлевич, сын бывшего попа, учившийся в духовной семинарии, выпить любит <…> Есть у нас в сельсовете еще уполномоченный РИКа Клепин, партиец, крупный пьяница еще другие <…> Наотбирали кулацких коней, гоняют их сколько им вздумается. За вином ездят в Хол-могоры за 5 верст каждый день в обязательном порядке»
[369]. Похоже, что в деле ликвидации спиртных запасов этот сельсовет мог претендовать на очень высокие показатели. О пьянстве местного руководства писал и колхозник Воробьев из Чебсарского района: «В с/совете все пьянствуют и председатель и секретарь и в особенности счетовод, который даже потерял портфель». Портфель в данном случае, вероятно, следует рассматривать как своеобразный атрибут властного статуса, и его утрата в глазах населения означала примерно то же, как если бы кто-нибудь из руководства страны потерял государственную печать
[370]. Вообще пьянство было общей болезнью служащих низового соваппарата. Вопрос в том, насколько это явление расходилось с общими нормами жизни крестьянского социума? Разумеется, трезвость представителя власти оценивалась крестьянами с неподдельным восхищением. Так, при обсуждении в ходе чистки соваппарата личности председателя Веркольского сельсовета Д. Д. Ставрова первый же выступавший отметил: «…наш председатель всегда трезвый». Дальнейшее обсуждение показало, правда, что трезвым он бывал далеко не всегда, однако, вероятно, все же отличался от многих своих коллег меньшим пристрастием к спиртному, что крестьяне оценивали однозначно положительно
[371]. Вместе с тем обращает на себя внимание то, что пьянство в целом, в ситуации иной нежели составление жалобы во властные структуры, где требовалось акцентировать внимание на отрицательных качествах служащих соваппарата, далеко не всегда расценивалось крестьянами как очевидное зло. На обсуждении служащего Еркомского сельсовета Г. К. Жигалова, который, по слухам, однажды будучи пьяным даже ходил покушаться на своих непосредственных руководителей — председателя и секретаря с/совета, один из выступавших говорил: «Здорово выпивает, но плохих сторон не вижу»
[372]. Видимо, без особой необходимости у крестьян не было желания обвинять местных представителей власти в том, в чем многие из них сами были грешны. Крестьянские жалобы в этом отношении уже изначально ориентировались на суровую реакцию власти, со стороны которой пьянство совслужащих жестко осуждалось.
