Конюх встрепенулся петухом:
– Дадим… по толстому загривку. И будет не богат, а горбат… Не-е, бери, Громобоюшко, власть в свои руки. На тебя надёжа…
– Колхозники тебя, Громобой, все поддержат, – заверил козёл Борька. – Я в перву голову…
В контору рысью пробежал председатель с портфелем под мышкой, велел правленцам зайти в кабинет и, когда те уселись на лавке, сказал:
– Надо нам, господа скотники, пастухи и конюхи, колхоз приватизировать. Я скупаю все акции. Но коль наш колхоз – добро бесценное, беру даром.
Бригадир возмутился:
– Да вы и так растащили весь колхоз кто за гриву, кто за хвост. Каку холеру у нас ишо прихватизировать?!
– Земля осталась, – ответил председатель.
– Всё хошь прибрать к рукам на пару с Конским Врачом…
– Сообщаю: Конского Врача… то есть Агдама Фрейдыча Бухло я послал к Анаше Героинычу налаживать скотско-азиатские сношения.
– Понятно… Значит, хошь всё прихватизировать в свой карман. А нам шиш…
– Смолоду шараборил по чужим дворам, – вспомнил конюх. – Бывало, чо худо лежит, у его уже и брюхо болит, стибрить охота… Бывало, ишо и помолится на ночь глядя: «Господи, в чужу клеть впусти, помози нагрести да вынести…»
Бригадир грозно вздыбился над председателем:
– Я те чо, Варнак Горыныч, скажу: колхоз наши деды с отцами создавали… потом и кровью. И нам передали. И не тебе распоряжаться народным добром.
– Шта эта ишо за демога?! – привычно заревел председатель. – У нас теперичи сплошная демохратия, слобода слова, и не сметь мне перечить… Заводы и фабрики добры люди давно уж прихватизировали, пора и за землю браться… Так что, подпишите, что согласные насчёт прихватизации земли.
– У нас ничего не осталось… – зло сказал бригадир.
– Да уж, ни чирка
[193], ни обутка, – досказал конюх
– …ничего не осталось, кроме земли. Наши отцы и деды за землю головы сложили…
– Ты, Громобой, мне демагогу не гони. Давай подписывай…
– Счас подпишу… – Бригадир, оглядевшись вокруг, высмотрел в углу свернутое в трубу красное знамя на берёзовом древке; подошёл, взял в руки знамя и огрел председателя.
Председатель, с воплем опрокинув стул, сломя голову кинулся из кабинета, но бригадир успел ещё раз огреть по председательской хребтине, а конюх крикнул вслед:
– Любишь, Варнак, чужу бороду драть, люби и свою подставлять!
* * *
В закатном зареве пылали избяные окна Боталы; по улице брело усталое стадо коров, оставляя после себя лисий хвост пыли. А возле правления совещались бригадир с конюхом, и козёл Борька вертелся возле мужиков. Бригадир, крылами разведя руки, словно борец перед схваткой, пошёл на «Алена Даллеса»; вырвал вывеску и кинул её наземь, а козёл Борька, чтобы выразить преданность Громобою, ещё попрыгал на вывеске.
– Дед Бухтин, ты куда «Илью Муромца» заховал?.. Тащи! Власть переменилась.
– Эт мы махом. Одна нога здесь, друга – там. – Конюх порысил на задний двор правления и вскоре вернулся с вывеской «Скотоводческий колхоз имени Ильи Муромца».
Бригидир прочёл и почтительно оглядел испоконную колхозную вывеску.
– Наш мужик – деревенский.
– Из-под града Мурома, из села Карачарова… – пояснил конюх.
– Но-но, знаю, знаю… – кивнул бригадир. – О Русском царстве-государстве пёкся денно и нощно…
– Верно… В былине, паря, так и говорил: «Я за веру стоял да Христовую, я за церкви стоял да за соборные…»
Конюх принёс из колхозной подсобки молоток и гвозди, и мужики прибили вывеску к столбам палисада, а потом уселись на лавку, где бригадира поджидала гармонь.
– Но чо, дед, и сыграем и споём?
– Отчего бы не спеть?! Кто нам в Ботале мешат?!
Бригадир, пока не разыгравшись, не распевшись, пробежал по ладам, подыграл на басах и тихо повёл:
Ты гармонь, гармошечка,
Развей тоску малёшенько…
Развей ты горюшко-тоску,
По дорожке, по песку…
Конюх в лад подпел бригадиру:
Ты играй, играй, гармошечка,
Мне сердце обогрей,
Чтобы это скучно времечко
Летело поскорей.
Бригадир весело покосился на конюха:
– Спелись мы с тобой, Мартемьян Иваныч. Придётся брать тебя на телепередачу «Играй, гармонь!» – к нам нагрянет.
Конюх хвастливо всплеснул руками:
– Ой, да я, Громобоюшко, такое могу отчебучить, все со смеху пропадут.
Бригадир усмехнулся:
– Не помрём, дед, ежели со смеху будем помирать… Так что, дед, собирайся на «Играй, гармонь!». Сам Заволокин, паря, будет… Ежели наш талан не съел баран… – Бригадир тревожно вздохнул.
– Ничо… – успокоил его конюх, – ты, Громобоюшко, как врежешь на гармозее, я подпою, на балалайке подыграю, дак нас на руках вынесут…
– И выкинут…
– Кого буровишь?! Выкинут…
Бригадир опять заиграл, припеваючи:
…Вспомним имя и фамиль
И с гармошки сдуем пыль.
То ли это, то ли то,
Кто мы есть, откуда-то?
Эх, ребята, дел не счесть,
Денег нету, песня есть…
Конюх и козёл Борька дружно подпели:
Живы будем, не помрём,
И сыграем, и споём.
Эх!.. И сыграем, и споём,
Живы будем, не помрём…
«Вот так, мужики, и живём, хлеб жуём, а ино и посаливам, – ведал Мартемьян Иванович Бухтин, всенародно избранный конюх. – Да-а, чуть, паря, не забыл… Когда открылось нашему руководству из Америки, что Демократка с Соколом сошлась, начал, паря, зреть мировой скандал. Ихний президент… Забил Клином, кажется… нашего президента пужнул: дескать, войной пойду и тебя на сухой осине повешаю. Наш и утух, посулился землю Америке продать. Подешёвке, конечно… Коль заводы уж продал, пора и за землю браться. А потом дал разгону нашему присидателю и даже Конскому Врачу. Те перепужались и тут же подали в отставку. Укочевали в США. Они туда загодя своих баранов перегнали. Да не своих даже – колхозных, чтоб не с пустыми руками дёру дать. Но бригадир наш грозился: дескать, вожжи в руки возьмём – дак и за океаном достанем. Покажем кузькину мать. Дескать, не таким фармазонам лён ломали, и с этими, Бог даст, совладаем. А я вот думаю: даст ли Бог?.. Не отвернулся ли? Но надежды не терям. Без надежды уж не жизнь, одни дожитки…»
1993 год
