Я окончательно перестал понимать что-либо. Хотя, пожалуй, с последней фразой был согласен: говорили, что при испанском дворе царит фанатичная строгость во всем. Даже маленьким детям в своих покоях не разрешалось бегать, играть и смеяться. Чинность, благопристойность и подавление любых эмоций, кроме восторга во время молитвы. Нынешний король Испании и Португалии Филипп IV Габсбург, родной брат французской королевы, принимал посетителей, глядя перед собой в одну точку, не шевелясь, не поворачивая головы и, казалось, вообще не дыша, и только губы его двигались, когда он отвечал на просьбы и отдавал распоряжения. Представить, что его сестра, воспитанная в той же самой строгости, вдруг позволит себе грех прелюбодеяния, – немыслимо! И все-таки растерянность и даже некоторый страх собеседников явно показывали мне, что речь в письме идет именно об этом. Кардинал не просто угадал – он словно предвидел подобный поворот!
Как же такое возможно?! Неужели наша королева настолько подвержена влиянию сладострастной и взбалмошной де Шеврез? Если историю с сарабандой еще можно было назвать пусть злой, но все же детской выходкой, то теперь невинными шалостями и не пахло.
Но что же это за банкирша? И почему эти строки заставили Ришелье заговорить про Испанию в Париже?
– Уже поздно, мой дорогой дю Трамбле, – устало вымолвил кардинал. – Нам требуется отдых, пусть даже кратковременный, чтобы завтра мы с новыми силами вернулись в эту битву.
Капуцин почтительно склонил голову и направился к выходу из библиотеки, однако в дверях обернулся к Ришелье и спросил:
– Как ваше высокопреосвященство собирается поступить с этим письмом? Тайком вернуть его на место? Или монсеньор прикажет мне составить другой текст, противоположный по смыслу, написать его почерком Анны, а затем перехватить гонца и совершить обратную подмену?
– Ни то, ни другое, друг мой, – задумчиво ответил Ришелье. – Даже если та пустышка, которую утром повезут в Дампьер вместо настоящего письма, разозлит получателя, ответным шагом может стать только повторный вопрос Анне. Герцогине де Шеврез придется поручить доставку письма проверенному человеку, коего еще следует найти и подготовить. А это – время, и оно будет играть на нашей стороне.
Отец Жозеф еще раз поклонился и вышел.
Теперь мне тоже нечего было здесь делать, и потому я поспешил удалиться.
Уже находясь в предутреннем весеннем небе, я ощутил выплеск Силы – где-то позади открылся Светлый портал. С высоты не было понятно, где именно – на Королевской площади или чуть поодаль. Возможно, к Марион Делорм захаживают не только знатные вельможи из числа людей? А может быть, один из особняков принадлежит Иному, который нечасто там появляется или слишком хорошо маскируется?
Или просто Пресветлый коннетабль решил внезапно проверить, как несет свою службу на темных улочках парижский Ночной Дозор.
* * *
Церковный колокол давно уже пробил три раза, и тем не менее мэтр Мишель, хозяин гостиницы «Лилия и крест», находился сейчас не в своей постели под пуховым одеялом, а внизу, в пустом трапезном зале. Он был заранее предупрежден о позднем визите одного странного завсегдатая. Тощий бледный господин из благородных время от времени заказывал то каплуна, то зайца, то молочного поросенка, то барашка. Однако хозяину можно было не беспокоиться о готовке жаркого: вся тушка, щедро оплаченная, оставалась у него и шла следующим вечером на ужин постояльцам «Лилии и креста». Господину же требовалась лишь кровь, теплая кровь только что убитого животного. Он рассказывал, что язычники из-за моря, откуда испанцы, по слухам, привозили много золота, верят, будто, выпивая теплые соки зверя, ты обретаешь самые лучшие его качества: просыпаешься с рассветом, сразу же становясь бодрым, петляешь среди деревьев так, что ни один враг не сумеет прицелиться в тебя из аркебузы, и так далее, и тому подобное. Чудные они, эти язычники! Что может быть лучше для укрепления сил и духа, чем хороший кусок прожаренного мяса и бутылочка доброго вина?
Однако мэтр Мишель предпочитал помалкивать об этом посетителе и не обсуждать его предпочтения в еде ни с кем, включая самого господина. Разумная предосторожность еще никогда никому не вредила, а у хозяина гостиницы был большой опыт по части того, о чем следует молчать, чтобы себе же не сделать хуже.
Он успел поспать после того, как отужинавшие гости разбрелись по комнатам, но к назначенному часу, не снимая ночного колпака, спустился из своей спальни вниз и теперь дремал за столом, положив голову на руки. Но стоило только скрипнуть входной двери, как он тут же подхватился и, кланяясь, засеменил к щедрому господину. Тот задумчиво кивнул и скинул на услужливо подставленные руки тяжелый плащ, а сам прошел на привычное место, за стол в углу. Привычным же движением он повесил снятую шляпу на шпингалет ближайшего окна, дабы снаружи никто не смог случайно увидеть, что за человек сидит в «Лилии и кресте» в столь поздний час (или, если хотите, в столь ранний) и, самое главное, что он пьет.
Мэтр Мишель скрылся в чулане рядом с дверью в кухню; сперва оттуда раздалось беспокойное куриное квохтанье, а следом за ним – тупой удар топора и звук льющейся в кувшин тонкой пульсирующей струйки. Потом последовал второй удар, и напоследок – третий. Ноздри де Бреку (а это, разумеется, был он) раздулись. Через несколько мгновений хозяин поставил перед ночным гостем полный кувшин, заботливо прикрытый полотенцем. Кивнув, барон достал из кармана пару монет, кинул их на стол и движением заостренной бородки отправил мэтра Мишеля с глаз долой.
Он успел сделать два больших и медленных глотка, два раза сосательный мешок на горле набух и опал, но уже третий глоток был прерван шумом возле входа, а затем в «Лилию и крест» вошла уже знакомая нам троица. Первым появился крайне недовольный юноша в охотничьем костюме. Сердито сбросив с плеча увесистый тюк, он сказал де Бреку:
– Мне нужен слуга!
– У тебя уже есть один, – внимательно глядя на вошедших, возразил барон.
– Я помню! – взвился юноша. – А вот ты, кажется, забыл, что он сейчас, как и все остальные слуги, прохлаждается в поместье, в твоем фамильном замке! Черт бы побрал эту секретность, заставляющую нас путешествовать без сопровождения! Так что я повторяю: мне нужен слуга, здесь и сейчас, чтобы таскать все эти вещи!
– Но когда мы вернемся, – снова возразил барон, – что ты станешь делать со вторым?
– Сожрет! – коротко ответил вместо юноши Малыш и весело рассмеялся над собственной незатейливой шуткой.
Юноша попытался испепелить его взглядом глубоко посаженных черных глаз, но Малыш, не обращая на него внимания, уже нагнулся, чтобы скинуть с плеч другой баул. Он и Лёлю – оба на сей раз были уже не в одних только плащах, а в недорогих, но добротно пошитых камзолах и одинаковых штанах из буйволовой кожи. У всех троих на перевязях висели шпаги.
– Что случилось, Лёлю? – обратился де Бреку к самому старшему. – Почему вы оказались здесь?
– Тебя ищут. Ищут так хорошо, что раскрыли наше временное убежище.
