Беатрис и барон переглянулись. Получалось, второй раз Рошфор встретился с той, которую ему прочили в невесты, накануне ее поспешного бегства в Орлеан. А о цели этого бегства оба они догадывались, как и о причинах, по которым Ришелье повелел вернуть беглянку: в Орлеане в тот момент находился Месье – младший брат короля, герцог Гастон Анжуйский. И пусть не было доподлинно установлено, существовала ли между Гастоном и мадемуазель де Купе любовная связь, кардинал ничего не делал просто так. Теперь, как выясняется, его нежелание пустить ее дальше Фонтенбло было продиктовано еще и соображениями, напрямую касающимися Рошфора.
И тут Беатрис преподнесла совершенно нежданный сюрприз, заявив:
– Стало быть, ребенок, которого она ждет, не от вас?
Рошфор поперхнулся и, покраснев, закашлялся; де Бреку, склонив голову набок, внимательно посмотрел на девушку. «Это точно?» – спросил он, прибегнув к способу беззвучного общения, который используют между собой вампиры. «Ты ведь и сам ее видел!» – фыркнула Беатрис. «Я не успел заглянуть в карету, – попытался оправдаться он, – да и некогда мне было рассматривать ее ауру! Я дрался!» Девушка желчно улыбнулась: «Я, если ты помнишь, тоже была занята делом! Но женщины, видимо, в первую очередь обращают внимание именно на такие мелочи. В отличие от мужчин, что бы вы там о себе ни мнили! Ладно, ладно, не переживай, я тоже не сразу это определила. Ночью возле каменоломни у меня только подозрение возникло, а убедилась я уже позднее, когда целый день охраняла ее в Фонтенбло».
– Ну вот видите, виконт? Нашлась веская причина для вашего отказа. – Барон помолчал, размышляя. – Если только эта же причина не является основным доводом в пользу того, что Ришелье собирается поскорее выдать девицу замуж за своего самого преданного слугу.
– Что вы хотите этим сказать? – обдумав слова де Бреку, мрачно спросил Рошфор.
– Мы с вами не знаем, чьего ребенка носит мадемуазель де Купе.
– Думаете, Ришелье это может быть известно? И именно для того, чтобы скрыть ее связь с любовником из…
– Скажем так: из другого круга, – пришел на помощь де Бреку.
– Но ведь это подло! – вспыхнул молодой человек. – Его высокопреосвященство не мог так поступить со мной намеренно! Он наверняка не догадывался!
Барон не стал разубеждать его и напоминать, что в отдельных случаях Ришелье действовал еще более изощренными методами, если того требовали интересы государства. Да и напоминать об этом не имело смысла – сам Рошфор неоднократно убеждался в совсем не христианской жестокости некоторых решений первого министра. Вместо этого де Бреку мягко сказал:
– Возможно, друг мой, возможно. К тому же у Купе есть горячий поклонник, и Ришелье было бы менее хлопотно благословить ее брак с виконтом д’Армаль-Доре, нежели навязывать ее вам против желания.
– Ваши слова меня обнадеживают, – проговорил Рошфор, хотя было видно, что он продолжает мрачнеть с каждым сказанным словом. Затем он виновато взглянул на Беатрис: – Я могу быть уверенным в достоверности этой информации?
– Какой именно? – мило улыбнулась девушка, решившая повеселиться.
Рошфор, ничего не знающий про Иных, не подозревал и о способах получения подобной информации.
– О том… положении… в котором… – с трудом выговорил он, краснея пуще прежнего.
– Ах, вы о ребеночке, которого носит Купе? – невинно распахнула глазки Беатрис. – О, мне кажется, для полной достоверности вы должны бы спросить об этом у нее самой! Или ваши отношения за две встречи не продвинулись так далеко?
– Сударыня, вы, кажется, изволите смеяться надо мной! – совершенно потерялся виконт.
– Не сердитесь, милый Шарль! – проворковала Беатрис, протягивая руку для поцелуя. – Я удаляюсь, здесь становится слишком жарко… и светло.
В самом деле, утро вступило в свои законные права, и даже широкие поля шляпы барона де Бреку уже не сдерживали потока весенних лучей, рвущихся в окно трапезной. Распрощавшись с обоими, Рошфор с видимым облегчением покинул «Лилию и крест».
* * *
Окруженный тысячью всевозможных интриг, беспрестанными враждебными происками, разделываясь с одним заговором, чтобы тут же наткнуться на другой, он постоянно обнаруживал некую завесу между собой и теми горизонтами, что ему необходимо было видеть…
Александр Дюма, «Красный сфинкс»
Через несколько дней новость об обручении per procura подтвердилась официально. Если английский парламент и попытался воспрепятствовать бракосочетанию до момента изучения и полного согласования всех пунктов договора, то Карл I довольно ловко проигнорировал протесты своего правительства – впервые, но далеко не в последний раз.
Теперь прибывающим гостям не было смысла сохранять инкогнито. Да и было их пока не так уж много, поскольку английский двор по-прежнему справлял траур по Якобу Стюарту. Тем не менее работы у де Бреку не поубавилось. Кардинал крайне активно вел переписку и, используя отряд барона в качестве гонцов, переправлял деньги и документы личностям подчас совсем не знакомым, странным, не всегда говорящим по-французски. Дважды Лёлю приходилось обращаться волком, чтобы под покровом ночи доставить послания в такие места, куда попасть верхом или пешим ходом стоило бы определенных проблем. Еще один раз Беатрис вынуждена была войти в знакомый, но запертый дом через Сумрак, оставить на внутренней стороне двери тайный знак и покинуть дом тем же путем – то есть через первый слой.
Связана ли была вся эта суета исключительно с предстоящими празднованиями или кардинал по своему обыкновению контролировал сразу несколько совершенно разных политических направлений – де Бреку вникнуть не пытался. Куда большее беспокойство в нем вызывало то самое письмо, что было выкрадено в салоне маркизы де Рамбуйе. Барон и сам не мог бы ответить на вопрос, почему строки этого сообщения не выходят у него из головы, но так оно и было – де Бреку по-прежнему бился над загадкой, поскольку спросить о смысле нескольких фраз, написанных рукой королевы, ему было попросту не у кого. Единственным человеком, к которому он не побоялся бы обращаться с подобными вопросами, был Шарль-Сезар де Рошфор, однако конюший-шпион не представлял себе, кто мог бы скрываться под прозвищем «банкирша», а большего рассказать о письме Анны Австрийской де Бреку не имел права.
Новость о представителе Карла I, должно быть, стала для Ришелье ударом: выбор английского короля пал на своего французского родственника, принца Клода Лотарингского – именно ему выпала честь олицетворять собой жениха перед алтарем в соборе Парижской Богоматери, где в начале мая должно было состояться обручение. А это значило, что чета де Шеврез в скором времени окажется в Париже. Как ни старался кардинал оттянуть этот момент, свой вопрос королеве Анне герцогиня сумеет задать в самые ближайшие дни. И, что уж и вовсе неприятно, она получит на него ответ, который первый министр не сумеет перехватить, поскольку ответ этот одна подружка шепнет другой в приватной обстановке на ушко – и все приложенные Ришелье усилия окажутся напрасными. Впрочем, как знать? Кардинал намеревался выгадать время – он его выгадал.
