Что не под силу армии, удается рынкам
Побеждать, не воюя
Почему американская империя побеспокоилась о том, чтобы поддержать перевороты на Гаити и в Эквадоре? Почему одно правительство за другим посылало войска в Доминиканскую Республику? Почему Рейган начал войну против крошечного островного государства Гренады? Во многих случаях трудно отыскать материальную заинтересованность, соизмеримую с затратами американской армии. Конечно, на Гренаду вторглись уж наверняка не ради торговли мускатным орехом. Может ли быть, как предположил «Окс-фам», говоря об американской политике в Никарагуа, что США беспокоились об «угрозе хорошего примера»?
{261} Это означало бы, по крайней мере, что «интересы» можно трактовать более широко, чем обычно, — что войны ведутся ради интересов нефтяных компаний, или «Пепси», или «Юнайтед Фрут». Конечно, такие узкокорыстные интервенции время от времени происходят. Но империя с крепким здоровьем обладает тем, что можно было бы назвать более высокими устремлениями. Их можно сформулировать как универсализацию «свободных рынков», а также поддерживающих их институтов и законов.
Одно из долгосрочных преимуществ достижения постоянного расширения областей мира, переходящих в категорию живущих по законам рынка, состоит в том, что как только рынок становится институционализирован, он делает свою работу почти автоматически. На самом деле, рынок зачастую может одержать победу там, где это не удалось бы сделать с помощью военной мощи. Возьмите Вьетнам. На протяжении 2000-х годов, через четверть века после того, как США проиграли Вьетминю, из публикаций «Викиликс» явствует, что американское посольство в Ханое с некоторым удовлетворением строит планы по включению вьетнамского правительства в глобализацию, возглавляемую США.
Это содержит заложение основ для вступления в ВТО, участие в рыночных реформах и программах приватизации, готовность подчиниться ортодоксии МВФ и согласие со всеми необходимыми условиями для участия в программах Международного валютного фонда по структурной перестройке
{262}. Подобные программы имеют печальную известность благодаря эффектам, которые они оказывают на национальные экономики, и унизительному характеру зависимости, которую они создают между должниками и кредиторами: если коротко, это долговая кабала. С другой стороны, это чрезвычайно полезные инструменты для Соединенных Штатов, когда кредиты можно выборочно применять, чтобы помогать увеличению задолженности стран перед американскими корпорациями либо перед теми, которые политически близки властям США
{263}.
Почему правительство Вьетнама, формально социалистическое, победившее американскую империю в ужасающей войне, согласилось на это? Если отвечать вкратце, то попытка нового Политбюро восстановления экономики объединенного Вьетнама на государственнической основе после опустошительной войны была просто несостоятельной во все более интегрированной и конкурентной мировой экономике. Попытка создать рациональное распределение экономических ресурсов и планировать эффективно оказалась неудачной. В глобальной экономике, в которой колебания цен почти на все товары и услуги не находятся ни под чьим контролем и в которой Вьетнам был часто изолирован, это было почти невозможно.
Вероятно, Политбюро пришло к выводу, что его проблемы были вызваны отказом подчиняться «объективным законам», которые повсюду управляют экономикой. Обнаружение этих «объективных законов» было до некоторой степени уклонением от ответственности. Как поняли американские планировщики, экономики реального мира не ведут себя согласно таким абстракциям, которые не учитывают сложных взаимосвязей между политическими структурами, законами, собственностью и рынками. Тем не менее это было весьма кстати, поскольку позволило Политбюро последовать примеру администрации Горбачева в переходе к приватизации и рыночной политике. В короткий срок, поскольку Вьетнам оказался должен более миллиарда долларов, МВФ предложил свои услуги и, само собой, рекомендовал ту же самую политическую микстуру, какую он рекомендует всем потенциальным должникам: сокращение субсидий, отмена контроля над ценами, отмена валютного контроля и контроля за движением капиталов, приватизация и «полный вперед» рынку.
Была запущена классическая долговая ловушка. Чем больше Вьетнам занимал у МВФ, тем больше ему нужно было занимать вновь, и темп роста его задолженности резко вырос. Чем больше он переходил к политике «свободного рынка», тем больше он зависел от рынков и тем меньше был способен применять регулирование. Соединенные Штаты пришли во Вьетнам, чтобы предотвратить опасность «коммунизма», и выиграли. Но там, где они потерпели провал, успеха добились долги, финансы и институты глобального капитализма
{264}. И это, как показывает пример Эквадора, является проблемой, которая по-прежнему затрудняет попытки возродить социализм в текущем столетии.
Долдарово-уоллстритовский режим
Рафаэль Корреа в Эквадоре очень напугал Вашингтон своим обещанием воплотить в жизнь «социализм XXI века». При изучении депеш «Викиликс» становится очевидно, что с самого начала посольство в Кито было обеспокоено появлением «темной лошадки — популиста, антиамериканского кандидата»
{265}. Как и в случае с Жаном-Бертраном Аристидом на Гаити, «популизм» вызывает тревогу у Соединенных Штатов, потому что он связан с антирыночной политикой. И все же здесь подход США неизменно был более тонким и спокойным, чем в Венесуэле, Гаити или Гондурасе. Их вмешательство было ограниченным, избирательным и не включало традиционные саботаж, подготовку заговоров с целью переворота или военные интервенции — если не принимать во внимание болезненный вопрос о нарушении Колумбией суверенитета Эквадора во время его поддержанной США войны с ФАРК.
Корреа вырос в лидирующую фигуру эквадорской политики в период, когда администрация Буша пыталась завоевать расположение Латинской Америки для зоны свободной торговли на территории обеих Америк (ФТАА). Уго Чавес в Венесуэле уже успешно блокировал поддержанную
США попытку переворота и реализовывал левопопулистскую повестку перераспределения расходов на общественные нужды. Он запустил «Боливарианский альянс для народов нашей Америки» (АЛБА), альянс с Кубой, который должен был развиваться и включить Боливию, Никарагуа и Эквадор. Нечто большее, чем торговое соглашение, альянс должен был объединить страны-члены вокруг общей левой политической и социальной повестки дня. Сопутствующие соглашения включали межгосударственную энергетическую компанию, ПЕТРОСУР, которая должна была финансировать социальные программы, и региональный медийный конгломерат ТЕЛЕСУР, который правительство США считало враждебной организацией.
На рубеже нового тысячелетия Эквадор был полностью подписавшимся партнером США в их неолиберальном проекте «свободного рынка». Он принимал участие в войнах с наркотиками, разрешив американскому самолету-наблюдателю использовать свою авиабазу в Манте. Он подвергся долларизации в январе 2000 года, начав использовать денежную единицу США вместо своей собственной. Это было результатом политического поворота, инициированного Соединенными Штатами в 1999 году, в самом конце эпохи Клинтона. В последний раз Соединенные Штаты занимались «долларовой дипломатией», пытаясь экспортировать доллар в страны Латинской Америки, в начале XX века. Но в прошлом эти попытки были гораздо более ограниченными, поскольку американская дипломатия просто стремилась поощрять Латинскую Америку использовать доллар наряду с национальной валютой.
