И здесь все это излагается черным по белому. Планировщики и разработчики стратегии в Вашингтоне, округ Колумбия, — лидеры Свободного Мира, как они себя некогда любовно величали, — считают запятнанного кровью диктатора Туркменистана не просто отвратительным, но и полным болваном; и тем не менее его личные недостатки компенсируются всего лишь замечанием, что если он достаточно хорош для поддержания американской войны, то он достаточно хорош для Туркменистана и вполне стоит пары миллионов долларов.
Подобный вид реальной политики рисует США в неприглядном свете, но поддержка этой циничной оси репрессий далеко не первая в списке похожих примеров, каталогизированных в документах, опубликованных «Викиликс». От Восточной и Центральной Азии до Ближнего Востока и Латинской Америки Соединенные Штаты культивировали, финансировали, вооружали и пестовали авторитарные государства в обоих полушариях. Однако, если такое поведение кажется разительно расходящимся с мягко стелющей, типично американской риторикой администрации Обамы, ясно, что за этой позой стоит нечто большее, чем просто риторика.
В основе послевоенной американской политики лежит доктрина либерального интернационализма. Провозглашенная Вудро Вильсоном и развитая Франклином Д. Рузвельтом и Гарри Труменом, эта доктрина, как правило, понимается как оправдание военных и других интервенций США, при условии, что они способствуют установлению нового мирового порядка: глобальной системы, состоящей из либерально-демократических национальных государств, связанных более или менее свободными рынками и подчиняющимися международному праву. При таком мировоззрении цель по установлению мировой либеральной системы имеет приоритет перед приверженностью государственному суверенитету. Соединенные Штаты рассматривают себя как естественного гаранта такого мирового порядка, а также как главного носителя всех прав по подавлению суверенитета государств при достижении целей либерализма.
Как мы видим из депеш, эта доктрина воспринимается серьезно государственными служащими всех мастей. В противном случае их критические замечания по отношению к недемократическим режимам, непотизму и нарушениям прав человека не имеют смысла. Однако одним из аспектов либерального интернационализма является то, что он, как правило, не раскрывается своим приверженцам в явном виде, но становится видимым как в своих истоках, так и в практике.
Как пишет выдающийся историк Доменико Ласурдо, либерализм в этом широком смысле исторически был предметом ряда исключений: люди, принадлежащие к рабочему классу, женщины, чернокожие, подданные колоний — все они на разных этапах были исключены из числа обладающих гражданскими правами, такими как право голоса, предоставленное белым мужчинам, обладающим имущественным цензом
{18}. Логика таких исключений в международной системе видна в колонизаторских истоках международного права, которое изначально ратифицировало поведение государств, обладающих колониями, в то же время оставляя народы этих колоний без гражданства, без прав в возникающей мировой системе
{19}.
Право самоопределения в виде гражданства было, таким образом, долгое время зарезервировано за преимущественно белыми гражданами евро-американских государств — фактор, превратившийся в источник недовольства против колониализма в начале XX века. Когда американская империя поднялась до мирового доминирования, она встретила это положение дел со смесью опаски и симпатии к колониальным державам. Даже несмотря на то, что она со временем выработала стратегический взгляд, согласно которому территориальный контроль больше не является преимуществом, она с недовольством относилась к тому, что важнейшие права расширяются на не белые народы.
Вудро Вильсон, президент Соединенных Штатов с 1912 по 1920 год, был суровым воплощением либерального интернационализма и первым президентом, всерьез столкнувшимся с дилеммой, поставленной перед ним новыми антиколониальными движениями. Являясь поборником американских попыток вмешательства в имперский рэкет, он был свидетелем трудностей, испытанных колониальной политикой США на Филиппинах, в то же время с ужасом наблюдая подъем антиколониальных движений по всему миру. Нарушив предвыборные обещания 1915 года и приведя США к участию в Первой мировой войне, он способствовал первой попытке строительства нового мирового порядка.
Вильсон не отказался от оккупации чужих территорий, когда это было в американских интересах; он не только был сторонником американской оккупации Филиппин, но и сам посылал войска на Гаити (1915), в Никарагуа (1912) и на Кубу (1912), а также для вмешательства в Мексиканскую революцию (1914). Тем не менее размах Великой войны работал как предупреждение против необязательных военных кампаний. Кроме того, среди американских стратегов все больше укреплялась идея, предполагающая, что не так важен контроль над территориями, как контроль над рынками капитала, рабочей силы и ресурсов.
На глобальном рынке, где доминировали США, поддержка национальных правительств в странах, открытх для американских инвестиций, была важнее превращения в колониального сюзерена. Прибыли могли течь на Уолл-стрит без изнурительных затрат на оккупацию. Однако, чтобы добиться такого мирового порядка, Соединенным Штатам необходим был рычаг для взлома колониальных империй. Одним из проявлений этой новой стратегической перспективы было изобретение администрацией Вильсона языка «национального самоопределения». Оно заняло центральное место в мифологии либерального интернационализма, хотя Вильсон сначала позаимствовал этот язык у большевиков и, скорее, похитил их лавры. Само собой, он не намеревался выполнять вытекающие из этого обещания перед антиколониальными движениями, которые он считал неспособными к самоуправлению. Таким образом, хотя американские пропагандисты заручились поддержкой антиколониальных сил в Индии для стран Антанты в Первой мировой войне на основе доктрины Вильсона, последовавшие переговоры в Версале показали, что США выступают против движения за «расовое равноправие», а колонизированным странам было отказано в праве на «самоопределение». Результатом явилось то, что антиколониальные движения стали тяготеть к левым, причем многие смотрели на Россию как модель на успешной модернизации
{20}.
Позднее США воспользовались Второй мировой войной, чтобы освободить Британию от ряда ее колониальных владений в обмен на участие в войне на стороне союзников. Тем не менее сразу после этого США отказались от реализации своего огромного стратегического преимущества до конца за счет бывших колониальных держав. Британцам был оставлен стратегический контроль над Южной Азией, а французы сохранили владычество в Индокитае, в то время как обращения о признании от Сукарно в Индонезии и Хо Ши Мина во Вьетнаме были оставлены без внимания. В общем, Соединенные Штаты оказывали только свою молчаливую поддержку антиколониальным расколам — таким, как восстание сторонников Насера в Египте, где был невелик риск конфликта.
Главной озабоченностью американского руководства в течение этого периода было то, что «преждевременная независимость» может привести к новой свободе для народов, пока неспособных управлять собой. С учетом своей неготовности, они могут не согласиться строить либеральные капиталистические государства, интегрированные в возглавляемый США мировой рынок, вместо этого отдав предпочтение политически незрелым «популистским» или радикальным решениям. Они могут даже в некоторых случаях «поддаться коммунистам».
