– А я застрелила Эвери, старшего сына Садовника, того, которому нравилось калечить. Даже не знаю, сколько раз я в него выстрелила.
– Четыре, – тихо говорит Инара.
– Иногда я стреляю в него, а в пистолете нет пуль. А иногда стреляю, стреляю, стреляю – а он не останавливается. Идет себе и идет…
– Я порой просыпаюсь и снимаю все, чтобы лечь голой в ванну, потому что простыни и одежды словно лепестки цветов. В моих кошмарах я жива, но истекаю кровью, не могу пошевелиться, а он обкладывает меня цветами, белыми розами, как Леди из Шалота.
Обе смеются.
– Любишь классику? – спрашивает Инара.
– Кое-что.
– Только не давай ей взяться за По, – предупреждает Блисс. – Будет цитировать часами. То есть читать наизусть. Все подряд. Дословно.
Инара заканчивает, и коса тяжело падает мне на спину.
– Я так мозг занимала.
– Да, ловко. – Я вытягиваюсь поперек кровати. Инара и Блисс – совсем не то, что Чави и Джозефина, но чувство есть. Мне комфортно с обеими, чего я даже не ожидала.
– По мановению волшебной палочки ничто к лучшему не меняется, но мы сами можем повернуть куда нужно, только все будет…
– Медленно, – вставляет Инара.
– Охренительно медленно, – вздыхает Блисс.
– Я фотографирую специального агента Кена и присылаю снимки Эддисону. В Париже одену куклу в костюм мима и щелкну в кафе. Гарантирую, ответ будет примерно такой: ужас, ужас.
Девушки снова смеются. Блисс осторожно ложится поперек меня, поглядывая на мою перевязанную спину. Волосы у нее вьющиеся, непослушные, заплести их нелегко. Я вижу их крылья или части их там, где они выступают из-под топов.
Крылья красивые и ужасные, и девушки, кажется, воспринимают их так же. По крайней мере, это верно в отношении Инары, но она опытнее Блисс в восстановлении перспективы.
Инара тоже вытягивается рядом, кладет свои ноги на мои и упирается подбородком в плечо Блисс.
– Сколько раз ты ударила его, Прия? – негромко спрашивает она.
– Семнадцать. По одному за каждую убитую им девушку. И еще раз за себя.
Расплывающаяся по ее лицу довольная улыбка ужасна и прекрасна.
Не помню, как уснула, но утром мама показывает мне фотографию. Мы едим вкуснейшие булочки с корицей, и Эддисон издевается над Блисс, называя ее красавицей. Так продолжается до тех пор, пока Инара не вручает мне голубого дракончика из глины и говорит прислать чудовище назад, когда со специальным агентом Кеном будет покончено.
Наблюдать, как Эддисон пытается не покраснеть, всегда приятно.
Нагруженные пакетами с угощениями от Марлены, мы прощаемся с женской половиной Хановерианов. Марлена убеждает нас, что пройти на самолет с выпечкой не станет проблемой. Вик, став так, чтобы мать не видела его, закатывает глаза.
– Виктор…
Он замирает, вздыхает и качает головой.
Мама смотрит на него с нескрываемым удивлением.
– Вы не думаете, что выросли из этого?
– А вы?
– Со мной такого и не бывало.
Эддисон толкает Вика в бок:
– Я в это верю. А ты?
– Абсолютно.
Инара и Блисс едут с нами в аэропорт и садятся сзади со мной. Мерседес и мама устраиваются в среднем ряду. Багажник забит чемоданами. Основной багаж отправился из Колорадо на прошлой неделе в грузовом контейнере с гарантированной доставкой.
У этих все получилось лучше, чем у их коллег, несколько раз ронявших контейнер. Тем не менее до нашего будущего дома он доберется не раньше чем через две-три недели, так что до тех пор нам предстоит жить на чемоданах.
Один чемодан целиком отдан под мамину кофеварку, завернутую для надежности в дюжину полотенец.
Эддисон и Вик забирают большую часть пакетов, исключая те, которые нужно везти, и огромный мешок с оранжево-желтым одеялом, которое связала и подарила Ханна, когда я пришла прощаться с ветеранами. Она также дала мне свой адрес, пообещав, что они будут писать. Одеяло теплое, мягкое и солнечное, и Ханне пришлось постараться и спасти его от Хэппи, который, расчувствовавшись, уже собирался вытереть им нос.
Пришел проститься и полицейский Клэр. От службы его временно отстранили до вынесения приговора психологом, которая должна определить степень его готовности к продолжению службы. Всякое может случиться, тем более когда от тебя вдруг уходит жена. Это, конечно, не оправдание, но такова ситуация, и я только рада, что меня она больше не касается.
Ганни долго смотрел на меня, а потом осторожно обнял и бережно прижал к себе.
– Перемирие, а, мисс Прия? – прошептал он.
Вроде того.
Корги тихонько похлопал меня по спине и объявил, что от моей улыбки ему больше не хочется обмочиться.
Вот так-то.
Странно, но мне будет их не хватать. А еще утешает, что я так долго ни по кому особенно не скучала. Разве что по агентам, но с ними я была в контакте и, в общем-то, не скучала, а только хотела, чтоб они были ближе.
Я скучала по Эми, но там все было перемешано с убийствами, что несправедливо по отношению к ней.
Багаж проверили. К счастью, у мамы оказалась с собой карточка компании, потому что плата за багаж – это что-то. И вот мы уже идем в толпе дальше, к барьеру безопасности. Безумие, конечно, но таковы здесь правила.
– Ну-ка, вы трое… – Эддисон достает телефон и наводит на нас – меня, Инару и Блисс. – Станьте вместе и дайте мне материал для кошмаров на ближайшие годы.
Посмеиваясь, Инара и Блисс стискивают меня с обеих сторон. Мы беремся за руки и улыбаемся. Эддисон вполне натурально вздрагивает от ужаса.
– Три самых опасных существа на планете, – бормочет он.
– А я? – спрашивает моя мама.
– Их демон-предводитель. – Он целует ее в щеку.
– Напишем, – обещает Инара. – И определенно дадим знать, когда родители утомят ее насовсем.
– Дверь всегда открыта.
– И наша тоже, – говорит Блисс. – Захочешь приехать на каникулы, кровать всегда найдется. Возьмем Нью-Йорк штурмом.
– Но он же когда-нибудь оправится? – смеется Мерседес и обнимает меня сзади.
Прощание не было таким трудным со времен Бостона, но я благодарна им. Боже, я так рада, что есть люди, которые так много для меня значат…
Мерседес передает меня снова Инаре и Блисс, а те, после объятий, – Вику.
Он долго держит меня, потом шепчет:
– Рад, что ты в безопасности, что ты снова будешь счастливой. Ты – одна из моих девочек, знай это.
– Знаю, – шепчу я в ответ. – И вы не избавитесь от меня так легко.
