«Ага, ага». – Убивец твой заторопился, прям полетел в сортир, будто подперло у него.
Боялся, наверное, что там сумка одна без него заплачет-заскучает.
Ты б еще видела, как он руку тянул! Как отличник с первой парты. Кольцо на мизинчике и так и сяк показывал.
Вбегает. Мы там стоим, типа, по делам: кто руки моет, кто, сами понимаете… Он, что твоя птица-тройка, врывается в кабинку и первым делом спускает воду. Приучила ты его, Леська, для успокоения нервов шум воды слушать! Потом затих там. Деньги, видно, смотрел. Мы не то чтоб волнуемся, но нервы слегка щекочет: вдруг заметит вместо президентов наши ясные лица? А он, скорее всего, только пачки пересчитывал второпях. Там все чин чинарем: в каждой пачке по десять тысяч зеленых. Мы упаковали восемьдесят пачек. Таких новеньких, хрустящих, душистых! Ну, он там посчитал, понюхал, похрустел. Вылез из кабинки, как из сауны, распаренный. Но видно, что полегчало. Отпустило. Идет себе степенно. Расписку, кстати, оставил, не забыл. Все по-честному.
– Ой, что там с ними стало, когда они все эти «деньги» разглядели! – возрадовалась Катерина. – Ой, умираю, но не сдаюсь!
Все, предусмотренное их сценарием, воплотилось в реальность, все прошло как по маслу. Можно было расслабиться, еще слегка посмаковать детали про поднятую руку с кольцом, воду спущенную и все такое прочее. Но Ренат остановил народное ликование:
– Подождите, вы чего! Это еще не все! Вы до конца дослушайте.
– А разве не конец? – подивилась Катя.
– А разве кто-то произнес: «The End»? – удивленно поинтересовался Ренат.
– Нет, – завороженно отказались подруги.
– Тогда слушайте дальше, что вам Василий скажет.
Василий продолжил:
– Заходим в самолет. Мы, учтите, строго официально выглядим: в темно-серых костюмах, волосы в порядке, как по уставу полагается. Смотрим, парочка сидит себе на своих местах, расслабляются.
Взлетели.
Как только разрешили отстегнуть ремни, мы с Ренатиком двинулись к ним.
Ренат показывает ксиву, удостоверение красненькое:
– Прыгун Александр Игоревич? Прошу проследовать на указанное место.
Он в документ вгляделся, бледный стал до синевы. Думал, скорее всего, куда ему бежать. А куда убежишь? Летим все же. В окошко не прыгнешь.
– Мы хотим вам кое-что предъявить, – объявляет Ренат.
Он идет с нами. При Юле остается Аристарх. Усаживается на Сашино место и высится себе молча. Другого от него не требуется. Мы тем временем сажаем Сашу промеж себя и демонстрируем ему по лэптопу известный вам фильм о ночных снайперах.
Он, кажется, обосрался. Реально, кроме шуток. В самом прямом смысле. Несмотря на ордена и боевой опыт с девятилетнего возраста.
– Что делать будем, Александр Игоревич? – спрашиваю его горько, но с сочувствием.
– Я арестован? – лепечет герой.
– А как вы сами думаете? – подсказываю я.
Он повесил голову.
– Тройное убийство, заранее спланированное, с отягчающими обстоятельствами. Пожизненное вам обеспечено. А если туркам отдадим (они предупреждены), то – смертная казнь. У них там есть такая статья. Им чужих преступников не надо, своих хватает, – я ему толкую.
– Вы за нами следили? – спрашивает заплетающимся языком.
– Следили, да вот не уследили, – отвечаю сурово.
– А может, мы как-нибудь договоримся? Чтобы вы нас назад отправили? К туркам не отдавали? – предлагает нам спецназовец.
– Пишите чистосердечное признание. И на диктофон наговаривайте. И торговаться с нами не стоит!
Все написал! И она, кстати, тоже! И в устном виде изложили.
Мы сидим суровые, задумчивые.
– А если… если… если… у нас с собой деньги… Может быть, вы их себе, а нас отпустите?
Видишь, молодец какой! Явно у него в ментуре свои люди есть! Он так привычно предложил, по-свойски.
– Ты видел, из каких мы органов? – спрашиваю. – Мы не мусора, ты же особо опасный, международный бандит, сечешь? Мы – неподкупные, не как эти твои кореша-оборотни.
Он сник, а потом опять:
– Там у нас восемьсот тыщ. Может, возьмете – и дело с концом? Вы нас не знаете, мы вас не знаем, а?
– Неужели взяли? Дали себя купить? – возликовала Екатерина.
– Конечно, взяли! Нам-то они нужнее! Нам для концерта, народ веселить! Ты еще послушай, как мы границу пересекали. Предупредили, чтоб не вздумали бежать: турки повяжут и уже не развяжут. А мы, мол, по-умному, по-тихому.
Они слушаются. Думают же, что купили нас за восемьсот тысяч. Прошли паспортный контроль.
– А теперь, – говорю, – давайте ваши паспорта и другие ксивы.
Они подают. И удостоверение ветеранское, твое, Лесь, любимое, тоже сдал.
– Ну, бегите теперь в пампасы. Это все, что мы можем для вас сделать. Живые и на свободе: радуйтесь и веселитесь! Но в посольство наше российское и не думайте заявляться за справкой об утерянном паспорте: вы там в списке разыскиваемых преступников, поняли? Так что уж перемогайтесь тут, турецкоподданные. Ясно?
Слиняли – мы и глазом не успели моргнуть!
Василий умолк, утомленный рассказом.
– Мне одно непонятно. – Ренат пытливо взглянул на Лесю. – Не могу в толк взять, как ты, нормальная с виду девчонка, купилась на такую туфту?
Он протянул ей красную книжечку с золотым тиснением «Ветеран Афганистана».
– Посмотри: это же липа. Да какая наглая липа! Ты глянь, как тут написано: «Майор зОпаса» – через О! Ты вообще в своем уме? А фота как наклеена! И печати никакой, синим чего-то понамазано для идиотов.
– Я все поняла, Ренат, – умоляюще произнесла Леся.
– Она больше не будет, я за ней пригляжу, – пообещала Катя. – А вот ты мне скажи, ты-то сам что ему предъявил?
– Я? – Ренат горделиво улыбнулся. – Вот, читай в развернутом виде.
– Ух ты! Хайрулин Ренат Наилевич. Майор ФСБ! Особая группа! Молодец, с двумя «п» сумел. А что это за особая группа такая?
– А это такая группа, которая отлавливает четырежды кавалеров ордена Мужества и дарит их чужеземным морям для усиления генофонда! – возликовал Ренат.
Катерина закрыла красную книжицу и с любопытством уставилась на золотые буковки, светящиеся на красном фоне: «Участник Куликовской битвы».
– Специально для тебя, Леська! Последний штрих! Я, как в ларьке увидел, сразу для Ренатика приобрел, – самодовольно похвастался Филя.
Но у Леси было свое представление о последнем штрихе. Как же это она забыла! Именно сейчас самое время. Она покажет, какое оружие было у нее в запасе на самый крайний случай.
