Я перегнулась через стол, залезла к нему в карман куртки и вытащила оттуда диктофон. Включила его. Положила между нами. Села на место. Он наблюдал за всем эти, затаив дыхание и подавив всхлипывания.
– Две заповеди, – задумчиво произнесла я. – Познай себя и узнай всех остальных. За неимением никого, кто бы знал меня, кто бы подхватил или поднял меня, скажи мне, права я или нет, за неимением никого, кто бы очертил мне границы, приходится самой их очерчивать, иначе я ничто, просто… растворенная жидкость. Познай себя. Но находя определения без… обыденных понятий, формирующих тебя, – мамы, папы, сестры, возлюбленного, работы, хобби, занятия, дома, путешествий – без ограничений места или общества, я могла бы определить себя как угодно. Я – дыхание. Я – милосердие. Я – море. Я – знание. Я – красота. Я – совершенство. Я… все на свете. Тогда кто же я? Я гляжу на мир, и он кажется чем-то далеким, тем, что я вижу из окна мчащегося поезда. Вон там женщина засеивает поле, вот тут ребенок машет с платформы, вот здесь мужчина чинит машину на обочине. Я двигаюсь, и мир пролетает мимо, неприкасаемый. Но в созерцании и движении я обретаю воспоминания, и они становятся мной. Другие меня не помнят, так что остаюсь лишь я. Вы пытаетесь запомнить меня по словам и запоминаете лишь слова, не меня. Я становлюсь бесплотной. Не знаю, куда я стремлюсь, но продолжаю свой путь, окруженная рассказами других людей, поглощая их, и по-своему, хотя они и не я, эти люди становятся мною. Я просто… путешествую. Ничего больше. Я – это я. Раньше я думала, что в людях нет ничего хорошего, одни лишь законы и страхи. Но вы – хороший человек, Лука Эвард. Вы человек хороший.
С этими словами я встала, выключила диктофон, подвинула к нему, оставила на столе чаевые и ушла.
Глава 88
Бег.
На самом деле вредный спорт. Жестоко бьет по коленям. Говорят, что бег – это самый дешевый спорт из всех, но хорошие беговые туфли в наши дни стоят недешево
австралийские аборигены совершали пешие походы как ритуал вступления в зрелость, причем босиком, под звуки песен, и им не нужна была дорогая обувь
а что было на Фидиппиде, когда он бежал в Марафон?
Я бегу из
я бегу в
бегу в той край, где я свободна
свобода от мысли
Лука Эвард хватает меня рукой за горло и плачет, и забывает, а я несу память о том, что он сделал, туда, где его нет, и это
прекрасно
другая часть путешествия.
Его путешествия, но я совершу его за Луку лишь в этот раз. Я совершу паломничество, на которое у него не хватит духу решиться.
Смотрю на ту сторону лагуны.
Считаю удары сердца
и останавливаюсь.
Понимаю, что мне не надо считать. Больше не надо.
Глава 89
В Индонезии монах сидел на столбе.
Что ты там делаешь? – спросила я.
Я – человек на столбе, ответил он. Я сижу на столбе, чтобы быть ближе к Богу.
А как ты ешь?
Каждый день бросаю вниз корзину, мои преданные последователи наполняют ее едой, а потом я ем.
А как ты справляешь нужду?
А стоит ли об этом спрашивать?
Мне просто интересно.
Снимаю штаны и облегчаюсь через край.
А как ты спишь?
Я осторожно нахожу равновесие и привязываю себя. Хотя теперь сна мне нужно все меньше.
А зачем ты там?
Я же сказал: чтобы быть ближе к Богу.
А зачем?
Чтобы обрести путь к духовным истинам.
Зачем?
Чтобы я смог отправиться в рай.
Но здесь, внизу, люди страдают и умирают. Горят леса и беснуются моря, почему ты не помогаешь?
Я помогаю. Я указываю им путь. Знаешь, тебе как-нибудь неплохо бы залезть и пожить на столбе. Материальные вещи лишь привязывают тебя к жизни, а эта жизнь есть страдание. Насколько лучше стала бы жизнь, если бы мы все сидели на столбах.
А насколько лучше стала бы жизнь, если бы мы все вместе помогали друг другу строить столбы?
Вот именно! Теперь ты понимаешь!
А как же книги? – спросила я, потому что находилась на этапе изучения. Книги ведь материальны. Если я ими владею, то я ведь страдаю?
Если ты их желаешь, то да, они тебя ограничивают!
Но в них содержится знание мира. Кто знает, однажды кто-нибудь, наверное, напишет книгу о тебе.
Надеюсь, что нет! Ему бы куда лучше сидеть на столбе.
Я подумала над его изречением, а потом сказала: брось мне свою корзину, я дам тебе немного еды.
Никакого мяса, ответил он, опуская вниз синий пластиковый мешок. И никаких шипучих напитков.
Я приняла опущенный мешок, потом потянулась и обрезала державшую его веревку, взяла мешок и зашагала прочь.
Эй! – крикнул он мне вслед. Ты что делаешь?
Да сама не знаю, отозвалась я. Но, по-моему, что-то хорошее.
Паломничество: путешествие к святым местам.
Паломник: путешественник или странник, чужеземец в чужой земле.
Крестоносцы: паломники с мечами, пытавшиеся завоевать Ближний Восток.
Хадж: паломничество в Мекку, один из пяти столпов ислама. Шахада, намаз, закят, ураза, хадж.
Возможно, и приятно сказать, что я паломница, но приглядевшись, считая белые водовороты, когда правоверные обходят кругом священный камень в Мекке, глядя, как фанаты визжат на премьере фильма, слушая стариков, сидящих на скамейках у берега моря и вещающих, что все меняется, и это нормально…
вот зараза, тогда кто же не паршивый паломник в конце-то концов?
Я бегу, и пробежка приводит меня к гостинице «Маделлена», где мне кажется, что я краем глаза вижу Байрон, выходящую из водного такси, но когда оборачиваюсь, ее уже нет.
Глава 90
Обратный отсчет до Армагеддона.
Нелегко инсценировать правдоподобную угрозу взрыва, когда тебя забывают. Мои первые две попытки убедить венецианскую полицию в том, что я сумасшедшая, твердо решившая взорвать гостиницу «Маделлена», ни к чему не привели. Наверное, принявший мой звонок забыл подробности к тому моменту, когда ринулся докладывать начальству. Возможно, они получали куда больше звонков от психов, чем я рассчитывала. Тогда я написала хорошее, запоминающееся послание печатными буквами. Оно включало подробное описание собираемого мной взрывного устройства и гласило, что все реально, все очень реально. Если там появится Клуб двухсот шести, я их всех поубиваю.
Ответа не последовало, а когда на следующее утро я отправилась осмотреть гостиницу, то не увидела ни малейших признаков того, чтобы кто-то воспринимал угрозы всерьез.
