– Я играю короля Ричарда, – заговорщическим тоном прошептал мне на ухо один из них. – Это большая роль, в том смысле, важное для меня событие, роль потрясающая, просто потрясающая! Однако, между нами, я куда лучше себя чувствую, когда играю на утреннике говорящую брокколи.
– Вот уж не знала, что в «Добродушном великане» присутствует говорящая брокколи.
– Я тоже! Но таково режиссерское видение.
В обеденном салоне первого класса я увидела пару, красивее которой в жизни не встречала. Его лучившийся блеск не затмевал ее, а скорее оттенял и подчеркивал, и весь зал повернулся в их сторону, когда они вошли. Официанты наперебой поспешили исполнить их желания, которые выразились в безликом вегетарианском меню и странном протеиновом напитке. Она все время сидела, опершись подбородком о ладонь, и смеялась над его шутками смехом, похожим на звон столового серебра о хрустальный бокал, и не смотрела ему в лицо, но все время оглядывала зал, словно животное, высматривающее хищников в высокой траве.
Я подошла к ним из чистого любопытства, сказала, что работаю продюсером на Би-би-си, и извините за вторжение, но не видела ли я их по телевизору?
– Еще нет, – ответил мужчина, ослепительно улыбнувшись.
– О, продюсер, какая прелесть! – воскликнула женщина, и после нескольких коротких предложений и пары ссылок на моего друга, генерального директора, и на то, как замечательно встретить новые таланты, я уже сидела за их столиком.
– Как бы мне хотелось попасть на телевидение! – воскликнула она. – Не ради славы, сами понимаете, но для того, что, по-моему, есть масса важных вещей, о которых я могла бы рассказать.
Ее партнер присоединился к разговору, когда я упомянула автомобильное шоу «Топ Гир», и поинтересовался, встречалась ли я с гонщиками и садилась ли за руль.
– Они все милые, такие милые – и эта неповторимая химия, которую видишь на экране, она настоящая, вся настоящая, – врала я. – А вы интересуетесь автомобилями?..
Ну да, конечно, интересуется, он только что купил свой первый «Ягуар».
– Ему хотелось «Феррари»! – воскликнула мадам. – Но я не позволила ему совершить такую глупость.
Я немного их послушала, время от времени вставляя неприкрытое вранье и грубую лесть, пока, наконец, женщина не наклонилась ко мне и не спросила:
– А у вас есть «Совершенство»?
– Ну да, конечно же. Вот только я им в данный момент не пользуюсь.
– Изменило. Нашу. Жизнь, – нараспев протянула она.
– Изменило нашу жизнь, – поддакнул он.
– Этот круиз – элитный доступ, ВИП-обновление до первого класса. Там было сказано «вам нужен отдых», и знаете, все верно, верно в том смысле, что приложение следило за мной по GPS и выяснило, что я слишком много времени провожу на работе…
– Слишком много… – подпел ей мужчина.
– «Совершенный отпуск для совершенной вас», – сказало оно, и ведь не правда ли? В смысле – действительно?
– А вы не допускаете, что вам продали пакет? – поинтересовалась я.
– Конечно, нам продали пакет, – ответил он с легким недовольством оттого, что кому-то в мире мысль пришла в голову прежде, чем ему. – Все эти круизные и туристические компании связаны с «Совершенством», конечно же. Но это и впрямь идеальный отдых…
– …Идеальный отдых!
– …Так ведь?
Я улыбнулась и снова посмотрела на эту пару, представив, сколько часов они провели в креслах у дантистов, волны общего наркоза перед пластическими операциями, дни, потраченные на шопинг-туры, друзей, оставленных из-за отсутствия должного социального статуса.
– Идеальный отдых для идеальной пары, – пробормотала я и незаметно стянула ключ от их каюты. Пока они заканчивали ужин, я помылась у них в душе, украла его часы, все их наличные деньги и ее косметичку.
Глава 19
Вот выбор для одиночек: искать общества людей во всех его формах или же довольствоваться фактом, что у тебя нет вообще никакого общества.
Я переключаюсь между этими двумя вариантами.
Я выдержала пятнадцать дней наедине с собой в лачуге среди канадских лесов, прежде чем сломалась. В конце концов, едва двигаясь и всхлипывая, я дозвонилась в полицию с просьбой прибыть и спасти меня.
Меня забрала женщина в форменной коричневой шляпе, и когда она появилась, я вцепилась ей в руку, без конца бормоча сбивчивые извинения. А потом сказала, что сама не знаю, что на меня нашло, но я не могла двигаться, ноги не шевелились, я попробовала идти, но ноги меня не слушались, я на животе доползла до телефона, а в окнах мелькали какие-то тени, в темноте раздавались какие-то звуки, мне казалось, что все будет в порядке, но все оказалось совсем-совсем не в порядке.
Она крепко меня обняла, совершенно чужой человек, и ответила:
– Все хорошо, хорошо, все будет хорошо. Иногда лес достает людей. Ты не первая, кто позвонил, и, кажется мне, далеко не последняя. Это нормально.
В любом другом месте она вчинила бы мне ложный вызов, но здесь, где ее участок насчитывал почти тысячу квадратных километров леса, где она знала по именам всех жителей, она не собиралась разводить церемонии. Шериф отвезла меня в город, который находился в пятидесяти километрах, пригласила домой, заварила кофе, включила телевизор и сказала:
– Скоро вернутся дети. Хочешь остаться и посмотреть кино?
Мы смотрели «Набалдашник и метлу», не очень известную диснеевскую комедию, где фигурируют мошенники, нацисты, футбольные фанаты-львы, кролики и разнообразное волшебство.
– Когда я вырасту, – сказала младшая дочь, и я ждала, что она объявит о своем намерении стать ведьмой, рыцарем или солдатом, – я хочу владеть музеем.
Когда потушили свет и дети уснули, я сдержанно поблагодарила шерифа, сказав, что сама не знаю, что на меня такое нашло.
– Похоже, есть люди, которые просто не приспособлены жить одни, – ответила она. – И нечего тут стыдиться, если уж ты такая уродилась.
Следующие несколько месяцев я путешествовала по Северной Америке. Я встречалась с психологами и посещала конференции, изучала журналы и газеты. Я беседовала с учеными и монахами, мужчинами и женщинами, которых долгие годы держали в одиночном заключении.
«Ты находишь счастье там, где можешь, – сказал один из них. – Иногда это тяжело, иногда приходится копать очень глубоко, но оно есть, то, что скрыто внутри и чем ты можешь довольствоваться».
Я спросила, что произошло после того, как его выпустили из тюрьмы, где он семь лет просидел в одиночке.
«Я пошел в гостиницу и встретился с женой. Она плакала, обнимала меня, но я ничего не говорил. Все мои чувства заледенели. Прошло семь лет с тех пор, когда я разговаривал в последний раз. Мне казалось, что я забыл, как это делается».
