– Вчера, шагая в гору, я поймала себя на том, что останавливаюсь и внимательно рассматриваю каждую встречающуюся мне женщину. – Я пожала плечами и ничего не ответила. – Это так сбивает с толку, когда не веришь собственной памяти, – задумчиво произнесла она, глядя на приборы, лежащие на краю ее почти нетронутой тарелки. – Это… это больше, чем сбивает с толку.
Я снова пожала плечами и откусила кусочек тоста.
Она смотрела на меня поверх остывавшего кофе. На стенах погибали американские аборигены, и скелеты бизонов устилали пыльные поля. Мысли, чтобы заполнить молчание: в пятнадцатом веке поголовье бизонов в Америке исчислялось примерно в шестьдесят миллионов, к 1890 году их число сократилось до семисот пятидесяти.
– Вы просто невероятная, – наконец выдохнула Байрон. Я взглянула на нее и увидела, что глаза у нее горят.
– Вы уже несколько раз это повторяли.
– Правда?
– Да.
– Это… еще и тревожит. Тревожит в том смысле, что ваша особенность не только не дает мне запомнить вас, но и не позволяет запомнить наше общение. Будь это только в одной части уравнения, я бы с этим почти смирилась, но в обеих… Может, нужно обследовать и мой мозг? Посмотреть, изменилась ли какая-нибудь часть меня от вашего присутствия? Возможно… повредилась. Вы проводили с кем-нибудь много времени? Вам представлялся случай понаблюдать за последствиями?
Лука Эвард, его пальцы, переплетенные с моими той ночью в Гонконге.
– Нет, – ответила я. – Не представлялся.
– Для людей моей профессии ваша особенность представляется просто чудесной. Если бы мы могли упаковывать вашу «забываемость» и продавать ее… Но вы не беспокойтесь. Я не «дикая» капиталистка, а здесь не остров доктора Моро. Хотя, вероятно, вы рассматривали подобную возможность?
– Что вы можете разрезать меня на кусочки, чтобы посмотреть, что там у меня тикает? Да, такую возможность я рассматривала.
Еле заметная пометка серебристой ручкой, словно она галочку поставила.
– И не убежали?
– Я решила рискнуть. Если я такая выдающаяся, зачем мне помогать?
– Мне, разумеется, все это чрезвычайно интересно. Чтобы сделать вас запоминающейся, необходимо понять, как вас забывают.
– Хотя это не имеет прямого отношения к «Совершенству»?
– Возможно. Однако я все больше убеждаюсь в том, что когнитология, скажем так, расцветает на необычных особенностях людей. Люди с травматическими повреждениями мозга представляют для нейробиологов наибольший интерес, поскольку при отсутствии некой функции значимость можно отнести за счет поврежденного участка мозга. Если, например, нам нужно установить, что у вас в мозгу что-то не работает или же работает слишком напряженно…
– По-вашему, это все так легко? Волшебная кнопка – и бац! Всех можно забыть или вспомнить?
– Нет, – задумчиво произнесла она тихим голосом. – Нет, я в этом сильно сомневаюсь. Но в ответ на ваш первый вопрос – ваша уникальная особенность может представлять некоторый интерес в раскрытии механизма процедур Филипы. Они сделали вашего друга запоминающимся…
– Мой друг мертв, – отрезала я жестче, чем хотелось бы. – Паркер умер, остался лишь «совершенный» Паркер.
Легкий кивок, признание того, что у нее нет времени пререкаться по мелочам.
– Однако «совершенный» Паркер запоминается, и достигнуто это при помощи процедур Филипы. Это интересно само по себе. Хотя чисто технически вы правы: ваше присутствие здесь является отклонением от главной цели. Тем отклонением, которое целиком меня захватило.
Я ждала, сжимая в руке прибор с такой силой, что мне стало больно, мышцы напряглись, дыхание перехватило. Затем я резко расслабилась, и она это заметила: глаза ее сверкнули, и она воскликнула:
– Феноменально! Вы – вы сами. Не просто ваша особенность, но вы, ум, заключенный в памяти, вы феноменальны. Жить. Выжить. Более того – развиться! Стать тем, кто вы есть, выкрасть «Совершенство». Вы хотите стать запоминаемой, и я поклялась вам помочь, однако вы должны понимать, что это может обернуться самым жутким разрушением прекрасного творения, ведь ваша «забываемость» превратила вас в нечто невероятное.
– Процедуры…
– Мы найдем способ, – быстро добавила она, слегка кивнув куда-то в пространство. – Все эти исследования, сканирования, мы найдем в вашем организме то, что делает вас иной, то, что заставляет людей забывать, и если мы сможем это деактивировать, даю вам слово, мы это сделаем. В конечном счете вы ведь этого хотите, верно?
– А обнаружив это?..
– Да. Конечно. Да, – ответила она, поиграв пальцами в воздухе. – Если мы сможем это деактивировать, мы также сможем активировать это в других.
Мгновение, пауза, во время которой я попыталась все осознать. Мысль слишком ужасная, чтобы произнести ее вслух.
– Вы… хотите, чтобы вас забыли… забывали? – с трудом выдавила я.
Она не ответила.
– Это проклятие! – выпалила я, пытаясь разрушить ее молчание. – Это смертный приговор.
Тишина.
– Если вы мне скажете, что вам нужно то, чем обладаю я, я исчезну сегодня же ночью.
Молчание. Байрон провела пальцами по краю стола, потом осознанным движением сцепила их, положив руки на колени. Она подняла глаза, наши взгляды встретились, и она улыбнулась деланой улыбкой.
– Я живу одна там, где никто никогда не появляется. Я работаю одна. Я гуляю вдоль берега моря, езжу в магазины и прячу лицо. Я уворачиваюсь от камер, путешествую по подложным паспортам, не завожу друзей, мне не нужно общество. Самое главное – это моя работа. Я отдала бы жизнь, чтобы увидеть, что она закончена.
– И что это у вас за работа?
– Свобода. По-моему, свобода.
– Что это значит? – спросила я, не в силах смотреть ей в глаза, с раскалывающейся от текилы головой, от ночи, которую я едва помнила. – Что это значит?
Она пожала плечами.
– По-моему… это – крестовый поход. Джихад. Бороться за…
– Я знаю, что такое джихад.
– Вот и хорошо. Бороться за дело свободы мысли. Первая битва идет, разумеется, за то, чтобы продемонстрировать, что в нашем мире и в наше время мысль несвободна.
– И поэтому вы охотились за «Совершенством» и пытаетесь его вскрыть?
– Да.
– И поэтому держите меня рядом с собой? Потому что вам кажется… что я свободна?
Недолгое молчание. Затем:
– Да. Мне кажется, что вы единственная свободная женщина из всех, кого я когда-либо встречала.
Я сидела, меня всю трясло, и слова просто не шли.
Словно ребенок, все, что я смогла сделать – это встать и уйти.
Глава 65
Обследования.
