Она забормотала совсем невнятно, ее взгляд ускользал куда-то вне поля моего зрения, я крепко держала ее, стараясь не выпускать.
– Филипа, – прошептала я. – Я могу помочь. Что, черт подери, здесь происходит?
– Хотите посмотреть? А люди внутри вас забудут? Забудут, что я была с вами? – Легкое хихиканье. – Рэйф будет просто вне себя!
– Там есть камеры видеонаблюдения?
– Нет.
– Тогда да, все всё забудут.
– Хорошо. Хорошо, хорошо!
Она схватила меня за руку, коснувшись пальцами браслета, который подарила мне много месяцев назад, и потащила меня к двери.
– Пошли-пошли! – прокудахтала она. – Пошли-пошли-пошли!
И потащила меня в дом.
Стены, перекрашенные в горохово-зеленый цвет. Скрипучие полы, покрытые крапчатым линолеумом. Высокие потолки, люстра из латуни, висящая чуть косо в большом зале. Пальто, брошенные на комод у входа, крючков или вешалок нет. Персонал: по большей части молодежь, несколько руководителей средних лет, изумленно таращившихся на Филипу, тащившую меня по коридору.
– Это моя подруга! – рявкнула она на какого-то мужчину, оказавшегося у нас на пути. – Она эксперт.
Поворот, у двери стоит каталка. Когда-то здесь стоял шум болтовни французских богачей или царила тишина, в которой усыхали состоятельные жены, пока их мужья ускользали в места и постели потеплее. Возможно, во время Второй мировой войны тут квартировали немецкие солдаты, велев семейству или смириться, или убираться прочь. Или нет, наверное, нет, так далеко на юг немцы не проникли. Вероятно, здесь находился очаг скрытого сопротивления, где по воскресеньям собравшиеся мужчины и женщины приглушенными голосами говорили об отцовских ружьях, по-прежнему спрятанных под половицами.
Как тут все превратили в медицинский центр, переделали под покровом ночи, я не знаю, но факт оставался фактом. Большой зал, в котором прежде, наверное, танцевали, теперь преобразился: шесть коек вдоль стены, пять из них заняты. Их обитатели были красивы даже во сне, даже с трубками в венах и с электродами в черепах, даже с большими очками на глазах и датчиками, закрепленными на торчавших наружу языках, совершенно явно красивы, красивы по-хирургически. Пять спящих красавцев и красавиц, трое мужчин и две женщины, Луиза Дюнда на койке у окна, глаза закрыты, волосы разметались по белой подушке – спящая принцесса.
За ними наблюдали две медсестры и врач, удивившиеся при виде меня, но почтительно поглядевшие на Филипу, сказавшую:
– Можно нам поговорить наедине?
Филипа Перейра-Конрой, хотя и не ее брат собственной персоной, но все-таки член своего клана. Они удалились.
– Филипа… – снова начала я.
– Все они совершенны, – объяснила она, обводя спящих плавным жестом руки. – Германия, Испания, двое из Франции плюс еще из Италии. Девять в Америке, восемь в Китае, четыре в Индии, один в Индонезии, три в Австралии. Рэйф сказал – поставь все на место, это твои машины, вот ты и поставь все на место, улучши, прямо как бац – и атом расщепили за месяц, прямо как яблоко упало с яблони – плюх, и…
– Филипа…
– Он кричал на меня. Обычно он смеется, а не кричит. Это вы сделали? Вы похитили исходный код, с кодом это можно сделать – я не сержусь. У меня бы так не получилась, я никогда бы не посмела, но а если сработает? Если Рэйф отменит процедуры, тогда это хорошо, вот так и должно… так это вы?
Задав вопрос, она не смотрела мне в глаза, держала спину прямо, повернув голову в сторону спящих. Храбрость: мужество, бесстрашие, отвага, героизм, дерзость, удаль, дух, смелость, доблесть.
Нужна храбрость, чтобы не смотреть на женщину, которой боишься, когда обвиняешь ее в убийстве, и по-своему – да – Филипа тоже меня боится.
Я осторожно взяла ее за руку, а она уставилась в пол.
– Я этого не делала, – сказала я. – Я похитила «Совершенство» для другого человека.
Ее взгляд быстро взлетает вверх, словно она на задании.
– Для кого?
– Она называла себя Байрон.
– Байрон? Ах, да, конечно – женщина, которая убила нашего отца, – кивнула она куда-то в пространство. – Матисс мне о ней рассказывал.
– Матисс…
– Его настоящее имя Джон, разве вы этого не знали? Но он занимается всеми этими шпионскими делами. Я думала, он явно ошибается насчет Байрон, все было так глупо на словах… – Легкий кивок головы, другая мысль для другого времени. – И поэзия, да? Они все слышали что-то, что дало толчок перемене, процедуры, понимаете ли, эволюция от базового нейролингвистического программирования, но лучше, гораздо лучше. Мысль есть ассоциация, вы закрепляете понятие – красота – повторяете, повторяете, повторяете, пока оно не становится истиной, ты можешь стать красотой, ты – красота, красота, красота, красота, красота…
Я крепко схватила ее за руку, и она умолкла так же быстро, как и заговорила, поднимая голову, потом опуская, крутя ей, словно не могла управлять своими действиями.
Мы немного постояли в тишине, глядя на спящих.
Затем, очень тихо, она продолжила:
– Понимаете, «Совершенство» взломали. Я валялась у Рэйфа в ногах, просила, умоляла его прекратить, но он ни в какую. Это стоит слишком много денег. Начнется паника, если это отменить, так что увези тела куда-нибудь подальше и поставь все на место по-тихому, поставь на место! Утрата доверия клиентов. Очень малая доля, статистическая погрешность, отдельные случаи, а вовсе не массовое явление. Не просто «Совершенство», а данные, собранные с помощью «Совершенства», маркетинг, разумеется, доступ к телефону, электронной почте, параметрам поиска, данным о местонахождении, кулинарные пристрастия, шопинг, путешествия, амбиции, стремления – он продает это за баснословные деньги, встроенная в приложение скрытая и явная реклама, прически, одежда, отдых, обувь, журналы, макияж. Он велел мне возвращаться в лабораторию и все исправить. Иди и чини, сказал он. Чини эти свои игрушки. Какое-то время я думала, что это я все натворила, что я во всем виновата. Мне казалось, что мои процедуры породили все это. – Рука, обводящая зал, голова снова опущена, теперь ей стыдно. – Но я проверила еще раз и обнаружила взлом. Два месяца назад кто-то влез в процедуры, скрытые в красоте, красоте, красоте, красоте, красоте. Трудно найти, трудно исправить. По-моему, это и сводит людей с ума.
Факт. Вот проблема, вот истина.
Ты – красота, ты – красота, ты – красота…
Повторение делает нечто истиной.
Ты – красота, ты – красота, ты – красота…
Это нельзя повторить по-своему перед пятью спящими телами в каком-то доме во Франции. Я нормальная, я нормальная, я нормальная, я нормальная…
На какое-то время воцаряется молчание.
Наконец я сказала:
– Я его похитила. Но вот этого… я не делала. – Мои слова мертвы еще до того, как я их произнесла.
