– Зачем это вы в театр собрались?
– Как зачем? – Михельсон нимало не смутился. – Пьесу посмотреть.
– А какая там нынче пьеса идет?
– Не знаю. Я потому туда и собрался, что совсем оглох здесь за работой, совсем за культурной жизнью не слежу.
– Театр, конечно, дело хорошее, но сегодня нам туда не попасть. Вот постановление об обыске, поехали в Кадастик, я чувствую, мы и без театра там спектакль посмотрим.
Квартира малолетней проститутки поразила Тараканова своей ухоженностью и чистотой. Она помещалась во вросшем в землю первом этаже старого деревянного дома и состояла всего из двух комнат и кухоньки. Главы семьи дома не было, и дверь полицейским открыла опрятная дама лет шестидесяти пяти – бабушка Эмилии. Она внимательно прочитала постановление, расписалась там, где ей указали, и, пожав плечами, сказала:
– Обыскивайте.
Провозились с час, перевернули все вверх дном, но ничего не нашли – ни похищенного у Кербаума имущества, ни следов крови.
– Михельсон, составляйте протокол, – разочарованно сказал Цейзиг.
– Когда внучку отпустите? – спросила бабушка.
– А прям сейчас и отпустим, прова Родберг. Вот вернемся в присутствие, все документы оформим и отпустим, через пару часов дома будет.
– Вот, держите, – бабушка протянула Цейзигу двадцатипятимарочную купюру, – пусть извозчика возьмет.
Начальник КриПо отстранил руку с деньгами:
– Не надо, ее домой на нашем авто доставят.
В это время Михельсон задумчиво пошевелил носком сапога груду сложенных у кухонной плиты поленьев.
– А что-то, милостивая государыня, я у вас топора не приметил? Чем дровишки рубите?
Бабушка побледнела и опустила голову.
– Где топор, прова Родберг? – строго спросил Цейзиг.
– Я не знаю, куда-то делся, сама давеча искала. – По голосу отвечавшей сразу было понятно, что она врет.
– Видать, поторопились мы с протоколом. Надобно дальше искать. За работу, господа!
Осип Григорьевич вышел на улицу и закурил. Во дворе пышная блондинка лет тридцати вешала белье.
– Добрый день, мадам! – поздоровался Тараканов по-русски, безошибочно определив в даме соплеменницу. – Бог в помощь!
– Мерси вам, конечно, – улыбнулась блондинка, – только вместо того, чтобы Господа поминать всуе, лучше бы помогли одинокой женщине.
– С удовольствием! – Шофер КриПо отшвырнул едва начатую папиросу, подошел к даме и взял из ее рук корзину с бельем.
– Давно здесь жить изволите? – спросил Осип Григорьевич.
– А всю свою жизнь. Замужем только пять лет побыла в Ивангороде и опять сюда вернулась с ребятишками. А вы у нас какими судьбами?
– Да я по делу приехал, к мадам Родберг.
Блондинка внимательно его оглядела:
– А вы, часом, не из полиции?
– А как вы узнали?
– Догадалась. Вид у вас не пролетарский, да и авто у ворот я приметила.
– Из полиции.
– А по какому поводу, если не секрет?
– Я не знаю, я шофер, мое дело возить начальство, куда прикажут.
– Может, и меня когда-нибудь прокатите?
– Почему же нет, могу и прокатить.
Помолчали.
– Дом-то, смотрю, старый у вас совсем, небось зимой холодно?
– Ой, не говорите, из всех щелей дует, дров уходит – прорва. А дрова-то нынче, сами знаете, сколько стоят!
– Так их надо об эту пору покупать, нынче они дешевле.
– Покупаем, покупаем, да не укупимся.
– А где же вы их храните? Дровяников во дворе-то нет.
– Так у нас, у всех жителей, сараи через дорогу, вон, под горкой, видите? У каждой квартиры свой. Мы летом там и ночуем, когда жарко, там прохладно, хорошо! Хотите, я вам покажу?
– А что, и у Родбергов сараюшка есть?
– А чем они хуже других, есть, конечно, вон, третья слева. Так пойдем смотреть?
– Пойдем, только не сейчас, сейчас я не могу, – сказал Осип Григорьевич и бросился в дом.
– Все вы только разговоры разговаривать горазды, а как до дела дойдет – бегом бежите, – проворчала женщина ему вслед, вздохнула и продолжила прерванное занятие.
Кровь нашли почти сразу – Цейзиг уже при входе обратил внимание, что один из углов сарая чистоплотной Родберг завален мусором. Когда сор разгребли, увидели лужицу запекшейся крови. Михельсон встал на колени достал лупу. Осип Григорьевич посветил ему своим немецким электрическим фонариком.
– Волосики! – Чиновник осторожно отделил от крови длинный светлый локон. – Я думаю, покойной они будут в самый раз. А ну-ка, Осип Григорьевич, посветите на стены, на них непременно должны быть брызги. Когда рубят по голове, всегда брызги летят.
Нашлись и следы крови на стене, и чемодан с вещами жены херра Кербаума, и топор.
Тараканов осветил лезвие и внимательно его осмотрел:
– Обратите внимание, господин начальник, сколько на нем свежих царапин, видать, кровь счищали.
Михельсон взял топор в руки и поднес к самым глазам:
– Ничего, отправим в Таллин, и там сразу определят, есть на нем кровь или нет. А вы, госпожа Родберг, собирайтесь, с нами поедете.
Домой Осип Григорьевич вернулся за полночь.
Настя не спала, сидела на кухне и шила.
– Ну началось! – сказала она, суетливо накрывая на стол. – Я уж и думать забыла, какова эта сыскная служба. Чем занимался?
– Убийство раскрывали. Помнишь, на Плитоломке барышню нашли, всю изрубленную?
– Конечно, помню! Разве такую страсть забудешь! Отыскали убийцу?
– Отыскали.
– И кто же он?
– Она. Лучшая подружка. А убила за пару платьев да дамский ридикюль.
– Господи, Боже мой! – всплеснула руками супруга. – Что творится!
Осип Григорьевич набросился на жареную свинину с гречневой кашей. Наевшись, он налил из самовара чаю в стакан и, посмотрев на жену сытыми глазами, спросил:
– А ты не знаешь, Настен, сколько Юрканов может заплатить за репортаж о раскрытии убийства?
– Ты ему что, рассказать собираешься?
– Нет, будем на пятьсот марок в неделю жить! Снова одну салаку есть начнем. И не буду я рассказывать, я сам заметку напишу. Дай-ка мне перо и чернила.
Редакция газеты «Нарвский листок» помещалась неподалеку от криминальной полиции – в одноэтажном каменном доме все на той же Кирочной улице рядом с Нарвским русским общественным собранием. Осип Григорьевич огляделся по сторонам, открыл дверь и юркнул вовнутрь.
