На привокзальной площади было шумно и многолюдно. Толпа сильно отличалась от довоенной провинциальной вокзальной толпы: очень мало было людей в галстуках и белых воротничках, вовсе не было дам в пышных шляпах и длинных платьях. Однако внешний вид лиц бывшего податного состояния с довоенных годов практически не изменился – все те же «спинжаки», картузы да бабьи платочки. Осип Григорьевич с удовольствием осознал, что одеждой из толпы не выделяется – эдакий советский мелкий чиновник. Он зашел в тесный зал ожидания и направился к кассе. К единственному открытому окошку тянулся длинный хвост. Впрочем, очередь двигалась довольно быстро. Из разговоров пассажиров с кассиром Тараканов узнал, что на советских железных дорогах нет классов, а есть «жесткие» и «мягкие» вагоны. Осип Григорьевич подумал, что даже советским чиновникам трястись в «жестком» негоже, поэтому, когда подошла его очередь, сказал:
– Один до Москвы, в мягкий, будьте любезны.
Кассир с неприязнью посмотрел на него:
– Продажа билетов начинается за час до отхода поезда. Завтра приходите.
– А сегодня что, поездов не будет?
– Я вам что – справочное бюро? Расписание для чего на стене повесили? Или вы, гражданин, неграмотный?
Тараканов быстро отошел от окошка кассы и стал оглядываться в поисках расписания. Сзади кто-то положил ему руку на плечо. Обернувшись, он увидел невысокого крепыша в фуражке с темно-синим околышем и краповой тульей и надписью «СЗ ГПУ» на петлицах. Крепыш приложил руку к головному убору:
– Документики покажите, гражданин.
Осип Григорьевич достал из внутреннего кармана пиджака свое удостоверение. Железнодорожный чекист стал внимательно его изучать.
– Во Пскове что делаете?
– По службе.
– В командировке?
– Да, в Псковглавспирт направляли, – сказал и тут же подумал: «А есть такой, Псковглавспирт?»
– Командировочное, будьте добры.
Сердце у Осипа Григорьевича бешено заколотилось.
– Я его в отдел кадров отдал, для отметки, только после обеда мне его вернут.
Гэпэушник недоверчиво посмотрел на собеседника, но все-таки отдал ему документы:
– Что же вы, товарищ, правил перевозок не знаете?
– Видите ли, я в основном в кабинете работаю и по чугунке последний раз перед войной ездил, а тогда другие правила были. – Тараканов заискивающе улыбался.
– Вон указатель, гражданин, изучайте! – Советский жандарм опять козырнул и удалился.
Осип Григорьевич пошел к стене с расписанием. Он долго не мог разобрать текста – буквы прыгали перед глазами.
«Зачем я в эту авантюру ввязался, сидел бы дома! Может, пожить недельку во Пскове, а потом пойти на Плехановский посад и домой переправится? Скажу Кунцевичу, что ничего не получилось!»
Охотник за сокровищами вздохнул и стал изучать указатель движения поездов.
До новой-старой столицы он решил ехать на беспересадочном «Псков – Москва», отправлением в 6.25 утра. Теперь нужно было позаботиться о временном пристанище.
Осип Григорьевич вышел на привокзальную площадь и огляделся по сторонам. Справа он увидел широкий, вероятно, центральный бульвар и направился к нему. Он шел по улице, глазел в зеркальные витрины магазинов, смотрел на пешеходов и извозчиков и видел обыкновенный губернский довоенный город. Конечно, на улицах было грязнее, чем до революции, штукатурка и краска на многих домах не обновлялась лет пятнадцать, не было прежних вывесок с фамилиями владельцев, все сплошные «Псковмануфактуртресты» да «Псковжиркоопторги», не было богатой публики, да и дрожки у «ванек» знавали лучшие времена, но в целом, в общем, было видно, что город живет обычной жизнью, что его обитатели переполнены теми же заботами, что и жители Нарвы или Ревеля – также спешат по делам, так же прогуливаются парочками, так же ведут за руки детишек. «А наладили большевики жизнь, стало почти как раньше. И для чего, спрашивается, надо было все рушить?» – недоумевал Тараканов.
Он не решился даже переступить порога нескольких попавшихся по пути шикарных гостиниц и, свернув на одну из пересекавших бульвар улиц, направился подальше от центра. Пройдя с полверсты, он оказался на грязной кривой улочке, застроенной деревянными домами. «Улица Зиновьева» – прочитал он на табличке, криво прибитой к угловому дому. «Зиновьев, это же вождь Коминтерна? Так он жив вроде, чего же они его именем улицу назвали? Или это какой другой Зиновьев?» Размышляя подобным образом, нелегал подошел к двухэтажному дому, на котором красовалась вывеска: «Ревель. Номера». Осип Григорьевич усмехнулся и толкнул дверь.
Номер, за который он в настоящем Ревеле отдал бы не больше рубля, во Пскове стоил два с полтиной. За такие деньги раньше можно было жить во «Франции», что на петербургской Большой Морской. Но номерок был чистеньким, хозяйка обещала за эти же деньги два самовара в день, и Тараканов решил остановиться. Он послал коридорного в лавку за белым хлебом и колбасой, приказал подать самовар, умылся, напился чаю и лег спать. Проснулся от стука в дверь.
– Документики позвольте, – попросила хозяйка, – мне надобно их сегодня в участок снести, для прописки.
Осип Григорьевич протянул удостоверение.
– Надолго к нам?
– Завтра с утра съеду.
– О, тогда я в участок и не пойду, что зря ноги топтать. Еще чайку не прикажете?
– С удовольствием!
Глава 3
Он пришел на вокзал в половине шестого, но билетов в «мягкий» уже не было.
Осип Григорьевич смирился было с мыслью провести предстоящие сутки в неведомом «жестком» вагоне, но тут его кто-то осторожно тронул за рукав пиджака. Перед ним стоял широкомордый улыбающийся мужик с усами стрункой.
– В «мягкий» вагончик билетик желаете? – вкрадчивым шепотом поинтересовался усатый.
– А вам что за дело?
– Могу устроить-с.
– Сколько?
– Синенькую сверху дадите, я и рад буду.
– Договорились.
– Плацкарту будете брать?
– Обязательно.
– Тогда три червончика попрошу.
«Мягким» оказался обычный довоенный вагон второго класса. В четырехместном купе одна полка была свободна – видимо, толстомордому не удалось продать все билеты. Соседями у Тараканова оказались милая барышня, лет двадцати с небольшим, со вкусом и дорого одетая, и пузатый гражданин лет сорока с важным начальственным видом. Проводник принес пассажирам чай с белым хлебом, получил с каждого по двугривенному и удалился.
Осип Григорьевич быстро позавтракал, и чтобы не вступать в разговоры с соседями залез на верхнюю полку и притворился спящим. Вскоре он и вправду уснул.
Проснулся от смеха попутчицы. Она вытерла глаза белым кружевным платочком и попросила пузатого:
