Тараканов зашел в бывшую надзирательскую. Фокин пил чай.
– Садись, Осип Григорьевич, угощайся.
– Спасибо, Герасим Ильич, не хочется что-то. Ты не знаешь, где можно комнату снять?
– Эка хватил! Комнату. Сейчас за каждый угол сражение разворачивается, а ты – комнату. Ты вот что, давай ко мне определяйся, а? У меня комната хорошая, две сажени
[2], ватерклозет, самовар от хозяйки. Поставим вторую койку и заживем, как буржуи. Только половина квартплаты – с тебя. Согласен?
Глава 3
Командировка на малую родину
Дверь в кабинет открылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова агента Устюгина:
– Тараканов! Иди, Розенблюм тебя вызывает, – проговорив это, Устюгин убрал голову и захлопнул дверь.
Тараканов выругался про себя – Ванька-Колобок, которого он допрашивал третий час, наконец-то поплыл и вот-вот был готов дать признательные показания. Но если Розенблюм вызвал, то являться к нему надо было немедленно, Тараканов уже имел возможность изучить характер комиссара уголовно-розыскной милиции.
– Продолжайте, Степан Васильевич, – сказал он агенту Кольцову, надел висевший на спинке стула пиджак и пошел к Карлу Пертовичу.
В кабинете у Розенблюма Тараканов увидел агента Вейсброта – бывшего надзирателя старшего оклада Московской сыскной полиции.
– Разрешите, гражданин комиссар?
– Входи. Леонид Оттович, ты понял? – спросил Розенблюм у Вейсброта, очевидно, продолжая прерванный появлением Тараканова разговор.
– Понял.
– Тогда выполняй.
– Слушаюсь. – Вейсброт вышел из кабинета.
– Слушай, Тараканов, – не здороваясь, начал начальник, – ты же из Каширского уезда?
– Да.
– И там служил на железной дороге?
– Да, последние полгода, конторщиком на товарной станции.
– А станция Ожерелье в вашем уезде?
– В нашем. Восемь с половиной верст от станции Кашира.
– Вот и отлично. Вчера ночью на перегоне между Каширой и Ожерельем был ограблен багажный вагон поезда «Москва – Тамбов». Громилы убили трех сопровождавших и забрали девять миллионов рублей, отправленных Совнаркомом для раздачи жалованья тамбовским рабочим. Собирайся, выезжаем немедленно, я договорился, нам подадут экстренный поезд.
Тараканов хотел было сказать про Колобка и про перспективы раскрыть минимум десять разбойных нападений, но сказал только: «Слушаюсь!»
* * *
Настя примчалась вечером десятого, сжала Тараканова в объятьях и опять начала рыдать. Когда жена успокоилась, он рассказал ей о мобилизации, после чего рыдания возобновились.
– Ну хватит, Настя, хватит. Большевики страну до ручки довели, поэтому долго не продержатся. Я думаю, к осени кончится моя мобилизация.
– А когда старая власть вернется, простят тебе службу в большевистской полиции?
– Так я же по принуждению… – сказал Тараканов неуверенно. – Но все равно, выбора у меня сейчас нет. Не в бега же мне подаваться. И потом, при любой власти обыватель имеет право на защиту от воров и убийц.
Порешили, что Настя с ребенком продолжат жить в Кашире, на матушкином молоке, а Тараканов будет их навещать по мере возможности. Несколько месяцев такое положение дел можно было и потерпеть.
За две недели семью не удалось навестить ни разу. Он и в комнате у Фокина за это время ночевал только пару раз, все остальные ночи провел либо на осмотрах, обысках и задержаниях, либо – кемаря на стульях в кабинете. Новоиспеченный субинспектор до того осунулся, что был вынужден подвязывать веревкой свои довоенные брюки, которые месяц назад были ему чуть маловаты.
Поэтому, едва очутившись в вагоне экстренного поезда, Тараканов прислонился к стенке и тут же уснул.
* * *
В Ожерелье их встречала целая делегация. Люди в ней были почти все Тараканову знакомые: начальник службы движения инженер Калабушкин, начальник станции, начальник уездной милиции Трофимец, городской врач Смирнов и урядник, тьфу ты, черт, старший милиционер Харламов – единственный чин каширской полиции, сохранивший свою должность после двух революций.
Калабушкин предложил отобедать после дальней дороги, но Розенблюм решительно отказался и потребовал провести их на место происшествия.
Ограбленный вагон был отцеплен от поезда и отогнан маневренным паровозом на запасной путь, в дальний угол станции. Вход в вагон охранял юноша в фуражке реалиста, кожаной куртке и со «Смит и Вессоном» в кобуре на поясе.
Багажный вагон, как и всякий его собрат, эксплуатировавшийся в Российской империи, состоял из двух отсеков, разделенных дощатой перегородкой: меньшего, в котором находилась комнатушка багажного кондуктора, и большего, где непосредственно и размещался груз. В лобовой части вагона находилась открытая площадка, имевшая дверь в кондукторский отсек. Багажная часть вагона была снабжена двумя раздвижными воротами, с каждой боковой стороны.
Трупы, по приказу из Москвы, никто не убирал.
Кондуктор лежал у входа в свою комнатушку, головой к левому от входной двери окну. Это был парень лет двадцати пяти, высокий, плотный, с копной густых светло-русых волос. Пуля попала в левую часть его груди, и на черной форменной тужурке расплылось темно-бордовое пятно. Милиционер – бородач в старой солдатской шинели – сидел на стуле у противоположного окна. Все его лицо, стена вагона и стекло окна были залиты кровью. Его винтовка валялась тут же, на полу.
Чиновник наркомфина находился в багажном отсеке – лежал на куче тюков и деревянных ящиков у задней стенки вагона. Несмотря на то что одна из боковых дверей вагона была приоткрыта, ядовитый пороховой дым из помещения еще не выветрился.
Тараканов долго наблюдал за тем, как бессмысленно суетятся набившиеся в вагон люди, а потом не выдержал и громко спросил, обращаясь к Розенблюму:
– Товарищ комиссар! Разрешите начать осмотр?
Розенблюм аж вздрогнул от неожиданности.
– Да-да, начинайте.
– Тогда, товарищи, попрошу всех покинуть помещение и не мешать осмотру. В вагоне останемся я и доктор, а также вы, гражданин Калабушкин, и вы, простите, не знаю, как вас звать. – Осип Григорьевич вопросительно посмотрел на начальника станции.
– Терновский, Дмитрий Николаевич.
– И вы, Дмитрий Николаевич. Будете понятыми.
Субинспектор достал из кожаной папки бланк протокола осмотра и вопросительно посмотрел на присутствующих.
– Давайте выйдем, покурим, – тоном приказа предложил Розенблюм.
Милицейское начальство вышло. Тараканов перешагнул через труп кондуктора, сел на откидной стул, положил на столик бланк и посмотрел на доктора Смирнова. Тот поставил свой саквояж прямо на пол, снял пальто и стал засучивать рукава.
