Не доезжая пары верст до Каширы, Лешка свернул в лес и остановился.
– Ступай, Иван, а я вас здесь подожду. Если до вечера не вернешься, то уеду. Давай попрощаемся, на всякий случай. – Младший Маслов раскрыл объятия.
– Пошел ты, – мрачно сказал старший, вылез из машины и хлопнул дверцей.
Через полчаса он был на Малой Посадской.
Калитка была затворена, но не заперта. Иван прошел через палисадник и постучал в давно не крашенную дверь. Открыла старая, но крепкая на вид женщина в ситцевом платье и фартуке.
– Здравствуйте, Екатерина Сафоновна! – поприветствовал хозяйку Маслов.
– И вам не хворать! – Тараканова явно не узнавала гостя.
– Не признали? Иван я, Маслов, бывший Оськин сослуживец.
Женщина всплеснула руками:
– Ой, не узнала! Старая стала совсем, глазами ослабла! Проходи, проходи, Ваня! – Она провела его в чисто убранную светелку и усадила за стол: – Давай, чайку пока выпей, а я щец согрею.
– Не откажусь. – Маслов снял фуражку и положил ее рядом с собой на лавку. – И чайку выпью, и щец поем, только сперва мне скажите, не был ли Оська у вас в гостях?
Хозяйка села рядом:
– Не был, Вань, как в восемнадцатом уехал, так я его не видала и не слыхала. Ни про него ничего не знаю, ни про внучонка. Живы, аль нет?
Иван пристально поглядел на женщину и понял, что про сына ей известно больше, чем она говорит.
– Живой он, теть Кать, я с ним недавно виделся.
– Да ты что?! Где же ты его видал?
– В Туле.
– В Туле?! Как он?
– Здоров, вид цветущий, костюм хороший, видать, деньжата водятся.
– Ну, слава Богу, слава Богу! – У Таракановой из глаз текли слезы. – Один он был али с семейством?
– Один, в командировку приезжал.
– А почто ж он, окаянный, мать не проведал?
– Да вроде собирался. Я потому к вам и приехал, что думал его здесь застать.
– Не было, Вань, не было его у меня. – Она вытирала глаза кончиком платка.
– И писем от него не было?
– Нет, ни одной весточки.
Маслов помолчал.
Тараканова принесла самовар, чашку, розетку с вареньем и белую булку.
– Ешь, голубчик, а я щи погрею.
Через полчаса на столе появилась дымящаяся миска со щами.
Поев, Иван Владимирович откинулся к стене и, испросив разрешения, закурил.
– Екатерина Сафоновна, а помните, как в восьмом году мы с вами Оську выхаживали, когда его бандиты чуть не убили?
– Помню, Вань, помню! Ох и служба у вас была…
– Да, служба не сахарная. Такая служба, что без крепкой дружбы никак нельзя. Бывало, идем с Оськой банду брать, и оба уверены, что друг друга не подведем. Если один стоит за спиной, значит, другому можно не оглядываться. Вот такие у нас с ним были отношения. А помните, как в восемнадцатом мы его из тюрьмы вытаскивали?
– Помню, и век тебе за это благодарна.
– Ну а раз помните, так чего ж вы правду мне не говорите?!
– Какую правду, Вань? – Тараканова опустила глаза.
– А такую, что от меня к вам Оська собирался. Неужто вы во мне не уверены? Неужто думаете, что я его продам?
Екатерина Сафоновна села:
– Не было его у меня. Не было. А вот письмо прислал. Завтра в Москве меня будет ждать, на Саратовском вокзале, в час, у паровоза.
Когда Маслов собрался уходить, хозяйка сказала:
– Может, все-таки съездить, Вань?
– Теть Кать, ну мы же уже обо всем договорились! За вами могут следить. Поедете – ЧК на него наведете.
– Да, да… – сказала Тараканова безнадежно. – Ну ты уж поцелуй его за меня, скажи, что все у меня хорошо, жива, на здоровье не жалуюсь, коровки меня кормят.
– А вы ему напишите, в Нарву, на Главпочтамт, до востребования.
– А разве можно за границу письма писать? – Оськина мать всплеснула руками.
– Теперь разрешают.
– Ой, напишу, обязательно напишу. А ты скажи ему, чтоб получил. Ступай-ка, Вань, на всякий случай, через огород. Там сзади калиточка есть, через нее выйдешь, в овраг спустишься, потом по переулку поднимешься и окажешься на Большой Московской. Пойдем, я тебя провожу.
Вернувшись в избу, хозяйка, не раздеваясь, легла на кровать, повернулась лицом к стенке и беззвучно зарыдала.
Поздно вечером Буевич вошел в кабинет Матсона, держа в руке тонкую бумажную папку.
– Разрешите, товарищ начальник?
– Заходи, заходи. Ну, чего хорошего скажешь?
– Хорошего немного. Ответа на нашу телеграмму в транспортный отдел до сих пор не получено. Маслов куда-то пропал – в Кашире не объявлялся, вестей о себе не подает. Каширский уполномоченный сообщил, что за домом Тараканова уже несколько дней установлено наблюдение, но пока без результатов.
– Постой, какие несколько дней? Мы им про него только сегодня сообщили!
– Очевидно, что наблюдение установлено по тому же делу, по которому запрашивали наш архив. Этот бандит еще где-то засветился. Получим ответ на шифротелеграмму, обо всем узнаем.
– А может, тебе самому в Москву прокатиться?
– Можно, конечно, но мне кажется, что здесь есть дела поважнее. Разрешите продолжить?
– Буевич, ты не в театре! Раз накопал чего-то, то об этом надо в первую очередь докладывать. Ну, говори скорей!
– Есть. Я проверил личные дела бывших сотрудников тульского сыскного отделения. Всех проверить не удалось – часть царских сыщиков до недавних пор служила в УГРО, и их дела хранятся в отделе кадров НКВД. Оттуда мне их обещали выдать завтра. Но и среди тех дел, которые я изъял в губархиве, есть одно интересное. Вот, полюбуйтесь. – Буевич положил папку на стол. – Некто гражданин Жемчужников Петр Александрович, бывший помощник Тараканова. Из дворян, сын очень обеспеченных родителей. По полиции служил недолго – всего несколько месяцев, уволен по прошению. Я решил его проверить, и вот что накопал: в тысяча девятьсот восьмом году Жемчужников поступил в Политехнический в Петербурге, перед самой войной окончил курс, стал инженером-электротехником, вернулся в родную Тулу. Всю жизнь работает по специальности, последние пять лет – в инженерном бюро ЭТЦР. До пятнадцатого июня был в командировке – трудился на Каширской электростанции, заметьте – в родном городе Тараканова! С пятнадцатого июня – в очередном отпуске. А вот его фотографическая карточка, полюбуйтесь – брюнет с тонкими усиками. Ведь именно так описывает нападавшего Чуев?
– Хлыщ! – изрек Матсон, посмотрев на фотографию. – А морда как будто знакомая. Ты ордер на арест подготовил?
