И остановился, глядя на чистый, нетронутый снег.
Он тихо выругался.
Хитрый ублюдок…
Палач попался на старую уловку, к которой и сам не раз прибегал в годы войны. Очевидно, Пфунднер какое-то время двигался в этом направлении, а потом вернулся по своим же следам. Куизль развернулся и вскоре подошел к тому месту, где, вероятно, и свернул казначей. В ограде был тесный лаз, и перед ним лежала горстка снега.
Снег упал с ветвей, когда Пфунднер пробирался через лаз.
Куизль пригнулся и протиснулся внутрь. По другую сторону, между рядами кустов, действительно тянулись следы. Якоб стиснул зубы и двинулся дальше. Насколько же велик этот лабиринт? Дворяне любили устраивать подобные лабиринты из живых изгородей. Некоторые из них были размером с целую деревню. Этот был совсем еще новым и дальше переходил в лес, что усложняло ориентирование.
Куизль только теперь обратил внимание, что одет слишком легко для подобных вылазок. Казначей, в своем дурацком костюме, наверное, чувствовал то же самое. Кроме того, Пфунднер был ранен, в следах стали попадаться капли крови. Возможно, ему досталось в драке, а может, он поцарапался о шипы, когда пробирался сквозь кусты. Но у Якоба тоже текла кровь, хоть и не так обильно. В голове, по крайней мере, прояснилось.
Куизль начал понемногу замерзать. Он понимал, что не сможет вечно таскаться по этому лабиринту. А позже ему придется выбираться обратно. Палач задумчиво потянул длинную нитку, свисавшую с его палаческого костюма.
Нитка…
Ему вспомнилась греческая легенда, которую он вычитал еще в детстве из старой потрепанной книги, купленной отцом. Какой-то герой преследовал в лабиринте чудовище и, чтобы не заблудиться, использовал нитку.
Оставалось только надеяться, что лабиринт не такой большой. Иначе Якоб рисковал остаться голым.
Он вытянул нитку у подола и привязал ее к одной из веток, после чего двинулся дальше по следу.
Следов крови становилось все больше. Кроме того, Пфунднеру было тяжело идти, он заметно подволакивал ногу и несколько раз даже упал. Долго у него бегать не получится. Время от времени за изгородью можно было услышать пыхтение и шорох. Казначей был уже близко. Иногда следы обрывались в тупиках. Тогда Пфунднер продирался сквозь кусты, и на ветвях оставались обрывки его костюма.
Когда Куизль миновал очередную развилку, луна неожиданно скрылась за тучами и стало совершенно темно. К тому же подул холодный ветер и снег белым облаком засыпал проходы. Следы стали практически неразличимы. Палач выругался вполголоса. Нельзя, чтобы казначей сейчас ускользнул от него!
– Пфунднер! – прокричал Якоб сквозь ветер. – Если вы рядом, послушайте меня! Я ничего вам не сделаю!
Некоторое время стояла тишина. Но потом где-то поблизости послышался хрипловатый смех.
– Если у вас ко мне предложение, то выкладывайте! – отозвался казначей. – Только не думайте, что я приму его. Я даже не знаю, кто вы такой!
«Я – твой палач», – хотел сказать Куизль, но передумал.
– Неважно, кто я такой. Главное, чтоб вы знали: мне нет дела до ваших дел в гроте, подделываете вы монеты или собираетесь выкрасть трон курфюрстины.
– Вот как? – В голосе Пфунднера появилась неуверенность. – Тогда зачем же вы меня преследуете?
– Какое отношение вы имеете к убитым девушкам?
Казначей немного помолчал, а потом громко рассмеялся.
– Так вы поэтому и гонитесь за мной? Потому что считаете меня убийцей, про которого толкуют все кому не лень?
Куизль действительно не имел ни малейшего понятия, кто мог стоять за этими убийствами и какие цели он преследовал. Поначалу Якоб подозревал мастера Ганса, потом Конрада Неера или кого-то из палачей… Но все его подозрения оказались ошибочны. За свою жизнь Куизль раскрыл немало злодеяний, но в этот раз он был в тупике.
И вот он морозит зад посреди заснеженного лабиринта!
– Мне кажется, вам что-то известно, – продолжал Якоб, чувствуя, как холод забирается под мантию. – Девушка, найденная в Мельничном ручье, Анни, она прислуживала вам. Ее подруги, Эльфи и Ева, тоже были проститутками у богатых патрициев. Они тоже мертвы! Умирают только проститутки или юные девушки, не так ли? И всех их казнили. Что вам известно? За этим стоит ван Уффеле?
– Клянусь вам, я не знаю! – прокричал сквозь ветер Пфунднер. Казалось, он стоит теперь совсем рядом, за изгородью. – Зачем вообще вам это знать? Вы что, из городской стражи? Может, вас подослал Лойбль?
Куизль не ответил и вместо этого снова спросил:
– Почему умерла Анни? Скажите, и я обещаю, что оставлю вас в покое.
– Черт, кому есть дело до этих девок? – закричал Пфунднер. – Это же никчемные шлюхи. Никому нет до них дела! Они стекаются в Мюнхен, как птицы по весне, и некоторые не доживают и до зимы. Но кого это волнует?
«Меня, – подумал Куизль. – Мне есть до них дело. И прежде всего меня волнует, что случилось с Магдаленой».
– Почему умерла Анни?
– Не знаю! – завыл Пфунднер. – Черт, вы хоть представляете, как я замерз? Я эту… эту Анни в последнее время и не видел. Для меня она больше не годилась, я так и сказал ван Уффеле. Он отправил ко мне новую.
И я знаю кого.
Куизль заскрипел зубами, но сдержал ярость.
– Почему она больше не годилась для вас? – спросил он спокойно, чувствуя, что близок к разгадке.
– Черт, да потому, что она была беременна! – прохрипел Пфунднер. – Эту дуреху угораздило забеременеть. Кому нужна брюхатая проститутка? Я велел ей избавиться от ребенка. Дал ей горсть серебряных монет, чтобы она держала рот на замке! А она, видимо, хвасталась ими, и кто-то ее ограбил… Больше я ничего не знаю, клянусь!
У Якоба перехватило дыхание. Ответ казначея потряс его сильнее, чем удар штемпеля в висок.
Кому нужна беременная проститутка?
Он вспомнил каждое убийство, похожее на казнь. Топили, душили и закапывали, как правило, женщин.
Убийц.
Якоб взял нить и двинулся к выходу.
– Эй, вы куда? – закричал Пфунднер. – Почему вы уходите? Я… ранен и замерз. Мне нужна ваша помощь! Вытащите меня отсюда! Господи, прошу вас, умоляю, не оставляйте меня в этом чертовом лабиринте! Помогите мне!!!
Но палач уже не слушал его.
Впервые за все это время Куизль чувствовал, что стоит на верном пути. Он поспешил прочь из лабиринта, и крики Пфунднера постепенно затихли.
* * *
Суд Ангерских Волков и Подонков Ау состоялся в кладовой, в подвале мануфактуры. Сидя на кучах материи и мотках пряжи, сломанных станках и пыльных сундуках, ребята хмуро смотрели на двух связанных пленников: Лукаса ван Уффеле и матушку Йозеффу. Венецианцев, наскоро перевязав им раны, крепко связали и оставили в соседней камере.
