Он надел кольцо на ее палец. Но Барбара посмотрела на него с испугом.
– Я… боюсь, все не так просто, как ты себе представляешь. Ты забыл про моего отца. Если Магдалена с семьей переселится в Мюнхен, он не допустит, чтобы и я оставила его. Да еще в пользу какого-то музыканта, – добавила она хмуро.
Валентин подмигнул ей. В отличие от нее, он не терял уверенности.
– Предоставь это мне. Кое-кто способен повлиять на твоего отца, и мы поговорили с ним по душам. Правда, пришлось разориться на пару кружек пива… Но оно того стоило.
– Ты о ком это? – удивилась Барбара.
– Скоро узнаешь.
Он поцеловал ее в лоб, и по телу женщины от пяток до макушки прошла теплая волна.
– Все будет хорошо, – сказал Валентин. – Вот увидишь.
* * *
Отец и сын стояли на верхней площадке колокольни Старого Петра и смотрели вдаль. Альпы белой лентой тянулись по горизонту. Казалось, до них можно дотянуться рукой. Оба курили трубки, и ветер, непривычно теплый для февраля, уносил дым в сторону ратуши.
– Где-то там Шонгау, – проговорил Георг и показал на северо-запад. – Если присмотреться, можно даже разглядеть Пайсенберг.
Куизль промолчал. Он наслаждался видом. За последние дни произошло столько событий, и он ощущал внутри благостную пустоту. Казалось, теплый ветер прочистил все мысли. Возможно, поэтому у него слегка заболела голова. В такие моменты палач находился в ладу с самим собой. Якоб глубоко вдохнул.
– Приятное место, – проговорил он. – Только не думаю, что каждый может сюда подняться. Как ты это устроил?
Георг лукаво подмигнул ему.
– Скажем так, я знаю одного человека, который знаком со здешним сторожем. Бутылочка крепкой выпивки открывает многие двери…
Куизль-старший продолжал смотреть на горы, словно перед ним была искусная церковная фреска. Они с сыном давно не проводили время вот так, без всякой цели. Раньше, когда Георг был еще ребенком, Якоб часто показывал ему места, где водились форели, а иногда они просто бродили по лесу. При этом помногу они никогда не говорили. Вот и теперь прошло некоторое время, прежде чем Георг вновь обратился к отцу:
– Кстати, что теперь стало с этим Пфунднером? Ну, которого ты преследовал в лабиринте.
Капитан Лойбль рассказал им, что Фрисхаммера нашли той же ночью. Двое влюбленных решили уединиться в гроте и наткнулись на связанного, почти окоченевшего мастера. Незадолго до этого от грота отъехала карета, очевидно без груза. Чеканочные формы и прочие принадлежности сразу выдали Фрисхаммера. Но до сих пор речь шла лишь об одном фальшивомонетчике.
– Кучера и еще двух пособников, кажется, посадили в камеру, – ответил Куизль, глядя на горы. – Четвертого пока разыскивают. Книготорговец почти сцапал его, когда тот пытался расплатиться фальшивыми монетами. Такой низкий, тощий тип, разодетый как франт… – Якоб пожал плечами. – Сомневаюсь, что они его разыщут. Пособников должны повесить, а Фрисхаммеру, наверное, отрубят голову.
– Значит, Дайблер перед уходом все-таки потрудится… – Георг поскреб подбородок и затянулся. – Хотя Фрисхаммер легко отделается. Обычно за такое преступление четвертуют или варят в кипящем масле.
– Они пошли на какую-то сделку. И за это имена его сообщников останутся в тайне.
– То есть Пфунднер выйдет сухим из воды?
– Спросишь у него сам в Судный день. – Куизль сплюнул. – Я сегодня разговаривал с капитаном. Пфунднера только вчера нашли в лабиринте, обледенелого, как статуи в парке. Он, наверное, так и не смог выбраться в темноте. А потом выпал снег, поэтому обнаружили его только теперь, застрявшим в зарослях боярышника. Видимо, он до последнего пытался отыскать выход.
– Не могу сказать, что мне его жаль, – проговорил Георг. – По рассказам Магдалены, он тот еще мерзавец. Человек с ледяным сердцем, и сам превратился в ледышку…
Услышав имя Магдалены, палач неожиданно нахмурился. Дочь сообщила ему, что они с Симоном в течение года хотят перебраться в Мюнхен. По ее тону Якоб понял, что возражений она не потерпит. Приказывать он ей больше не мог. Возможно, так и вправду лучше – для Петера, для Симона, для всех… Куизль стал старым человеком, чья жизнь, полная приключений, медленно клонилась к закату. Но ему не в чем было себя упрекнуть! Для своей семьи он всегда старался как лучше.
Оставалось только пристроить Барбару.
– В Шонгау я, пожалуй, еще раз поговорю с живодером насчет Барбары, – задумчиво произнес палач. – Он, в общем-то, неплохой парень, хотя ему не помешало бы почаще умываться. Тогда Барбара будет поблизости и время от времени сможет помогать по дому.
Георг прокашлялся.
– Об этом я и хотел с тобой поговорить. Сегодня утром я встретился с этим парнем, который привел Барбару к Вальбурге. Его имя Валентин…
– Самый настоящий проходимец, – проворчал Якоб, прикусив мундштук трубки. – Я так понял, он музыкант, играет на свадьбах и дурацких праздниках. Самое время увезти Барбару обратно в Шонгау.
– Ну, он не такой уж и проходимец. И нравится Барбаре. К тому же он всегда сможет обеспечить себя и свою семью. Музыка людям всегда нужна.
Палач повернулся к сыну и впервые за все это время вынул трубку изо рта.
– Постой-ка, не хочешь ли ты сказать, что Барбара собралась замуж за этого… скрипача? – Он пренебрежительно хмыкнул. – Выкинь это из головы. Я никогда не дам своего согласия!
– Как скажешь.
Георг кивнул и снова запыхтел трубкой. Еще несколько минут прошли в молчании.
– Кстати, я не собираюсь возвращаться в Бамберг, – словно бы невзначай сообщил Георг. – Дядя Бартоломей отбыл еще пару дней назад. Но я за ним не поеду.
– Не собираешься?… – И снова Якоб не поверил своим ушам. – Черт, и ты так, мимоходом, говоришь мне об этом? Что произошло? Бартоломей тебя прогнал?
– Скоро он уйдет на покой, и в Бамберге нужен новый палач. Мне уже дали понять, что на эту должность я могу не рассчитывать. В Бамберге у меня нет будущего.
– А в Мюнхене?… – осторожно спросил Куизль.
– Дайблер предложил мне место подмастерья. Вскоре я прошел бы испытание и смог бы стать новым мюнхенским палачом. Дайблер похлопотал бы за меня. – Георг склонил голову набок. – Мы с ним неплохо поладили. А после того, что стало с его женой, он совсем сник, и помощник ему не помешает.
– Хм… заманчивое предложение. – Якоб вцепился в парапет и уставился перед собой, но ничем не выказал своего волнения. – И ты, конечно же, его примешь. Мои поздравления. Стать палачом в Мюнхене дорогого стоит. Видман побелеет, когда узнает об этом.
Георг пожал плечами.
– Я и не знаю, хочу ли этого. Знаешь, Мюнхен такой большой, столько народу вокруг, столько шума… Мне бы куда-нибудь, где поспокойнее. – Он сделал паузу. – Туда, где мой дом. Где похоронены мои предки.
