Заслышав вдруг шорох и стук, Йоханна вздрогнула. Глаза уже привыкли к яркому солнечному свету, и она посмотрела в окно, откуда и доносился шум.
У нее перехватило дыхание. Окно стало меньше.
Как такое возможно? Йоханна присмотрелась и поняла, что означает этот шорох и постукивание. Это было никакое не окно, а простое прямоугольное отверстие на уровне пояса. И оно действительно с каждой минутой уменьшалось в размерах. Вот на край положили очередную порцию раствора, потом чья-то рука приладила в отверстие камень.
Шорох и стук, шорох и стук…
Кто-то решил замуровать ее.
Йоханна попыталась закричать, но кляп придавил нёбо, и ее чуть не вырвало. Вновь она почувствовала что-то металлическое во рту. Или это всего лишь вкус крови?
Если сплюнуть, то можно и задохнуться… Кто же тогда позаботится о маленькой Лизель?
Йоханна попыталась успокоиться, унять биение сердца. Она прислушалась: снаружи доносились и другие звуки. Где она сейчас? Нетрудно было различить плеск воды – значит, Изар протекал где-то поблизости. Может, она на каком-то из Рыбачьих островов, недалеко от большого моста? Или где-нибудь на нижних пристанях? Но почему же здесь так холодно? Ведь лето в самом разгаре! Теперь послышались и голоса, крики, смех. Там были люди, совсем рядом! Вновь Йоханна попыталась закричать, но из груди вырвался лишь сдавленный хрип.
Журчал, переливался Изар, где-то рядом сновали люди, Йоханна даже уловила музыку, доносившуюся с Ангерплац, барабаны и скрипки. Праздник продолжался, народ веселился, а ее окошко во внешний мир становилось все меньше.
Еще немного, и оно вовсе закроется. Наверное, навсегда.
Шорох и стук, шорох и стук, шорох и стук…
У Йоханны на глазах выступили слезы, тщетно пыталась она высвободиться из пут. Что за дьявол так поступил с ней? И что ей только вздумалось танцевать с этим юным красавцем?
Йоханне вспомнился образ в деревенской церкви, которого она так страшилась в детстве: молодой мужчина приглашает девушку на танец, из правой штанины у него выглядывает копытце, язык длинный и черный, как у змеи.
Третий смертный грех.
Сладострастие…
Йоханна тихонько всхлипнула и приготовилась к неизбежному. Быть может, это Господь наказывал ее за былые прегрешения? Без сомнения, Ему известно и о худших ее деяниях. Никаких молитв, произнесенных в приходской церкви Хайдхаузена, не хватило бы, чтобы задобрить Создателя.
Шорох и стук, шорох и стук…
Неумолимо росла каменная стена, все меньше становилось отверстие. Вскоре в него смогла бы поместиться лишь голова взрослого человека, потом оно стало еще меньше. И вот оно уже размером с кулак. Последний лучик света пробился в темницу Йоханны, скользнул по ее лицу. В отчаянии она потянулась к нему.
Господь милостивый, мне так жаль, так жаль! Господи, прошу, прости меня!
Но Господь не знал милости.
Последний камень со скрежетом втиснулся в отверстие. Воцарились тишина, холод и тьма.
Йоханна осталась одна.
1
Спустя двадцать с лишним лет
Шонгау,
26 января 1672 года от Рождества Христова
– Петер не то чтобы сам виноват, просто он вечно дает другим повод.
– Как это понимать?
Магдалена со злостью уставилась на Ганса Вайнингера, школьного учителя в Шонгау: тот в смущении перебирал поля шляпы. Затем она перевела взгляд на Петера. Из носа у него текла кровь вперемешку с соплями, капая на единственную белую рубашку, оставляя красно-зеленые разводы. Мальчик шмыгал и смотрел прямо перед собой. Должно быть, он с трудом сдерживал слезы.
– Хотите сказать, мой сын просит других поколотить его? – вновь начала Магдалена. – Так, по вашим словам, выходит?
Они стояли на Монетной улице, перед гимназией – мрачного вида строением, с трубой до того покосившейся, что казалось, в любую секунду она может рухнуть им на головы. На первом этаже размещалась городская скотобойня, и оттуда тянуло сладковатым запахом крови и мяса. Сухой ветер свистел по переулкам, задувая в лицо редкие снежинки. Холод стоял жуткий, но у Магдалены внутри все кипело от злости.
– Его колотят уже третий раз за нынешний месяц! – возмутилась она и показала на Петера. – Почему бы вам не выпороть как следует этих бездельников, чтобы они поняли, каково это?
– Э… я ведь слишком поздно узнаю́ об этом, – тихим голосом ответил учитель, уставившись при этом на свою шляпу, словно разглядывал крошечную вошь. – Так что мне неизвестно, кто за этим стоит.
«Все-то тебе известно, – подумала Магдалена. – Наверняка это Бертольдовы дети, или негодники Земера, или еще какие-нибудь паразиты, чьи родители состоят в Совете».
– Возможно, вашему сыну стоило бы поумерить пыл на занятиях по латыни, – предположил Вайнингер.
Тощий и костлявый, он больше всего любил распевать кантаты, а все остальное время прятался за школьной кафедрой. Магдалена знала его с самого детства. В свое время Вайнингер изучал теологию в Ингольштадте и даже юриспруденцию, хоть и немного. В любом случае он был куда образованнее, нежели вечно пьяный учитель из школы недалеко от кладбища, где дети из бедных семей с горем пополам разучивали «Отче наш» да учились счету по палочкам. Туда ходил и Пауль, младший сын Магдалены – если не прогуливал занятия и не резвился где-нибудь на лугу.
– Ребятам не очень-то нравится, когда их поправляет одноклассник, – заметил Вайнингер. – В особенности если это… если это…
Он запнулся, но Магдалена и без того знала, что он хотел сказать.
– В особенности если это отпрыск палача, – закончила она с горечью в голосе. – Благодарю, я и сама знаю, из какой я семьи.
Магдалена почти свыклась с мыслью, что для горожан она навсегда останется нечестивой дочерью палача. Два года назад Симон, ее муж, стал городским лекарем – и все равно люди обходили ее стороной. Магдалене было очень больно оттого, что пятно происхождения Куизлей перешло и на ее детей.
И это выводило из себя.
– У моего сына мозгов больше, чем у всех бюргерских детей, вместе взятых! – снова напустилась она на Вайнингера. – Если ему и суждено когда-нибудь стать признанным лекарем, то ваши жалкие занятия тут явно ни при чем.
Вайнингер вздрогнул, и Магдалена поняла, что зашла слишком далеко.
– Если вы считаете, что ваш сын слишком хорош для меня и для Шонгау, можете отправить его в другую школу, – с надменным видом ответил учитель. – К примеру, в коллегию к иезуитам в Мюнхене. Вы ведь, как я слышал, собираетесь туда. Вот и приходите к ним, представьте своего мальчика… Любопытно, что скажут святые отцы на его счет.
Магдалена прикусила губу. Вайнингер наступил ей на больную мозоль.
