– Тишина! – Дайблер предостерегающе поднял руку. – К врачам и другим вопросам мы перейдем позже. А прежде необходимо представить нашего нового участника. Всем известно, что в наши ряды принимаются только лучшие палачи Баварии! Для меня большая радость и честь сообщить вам, что теперь вместе с Бартоломеем Куизлем за этим столом сидит и его брат, Якоб Куизль из Шонгау. Двенадцатое место освободилось, когда уважаемый всеми нами Филипп Хартманн из Аугсбурга приобрел бюргерские права. – Он показал на Куизля, сидящего напротив со скрещенными на груди руками. – Что ж, полагаю, все вы хорошо знаете Якоба и много рассказывать о нем нет нужды. Он был избран большинством участников.
– Хоть и не всеми, – едко заметил Иоганн Видман, поглаживая бороду.
Дайблер не обратил внимания на его замечание.
– Все мы знаем, что Якоб Куизль превосходный палач и целитель…
– Хоть и проявляет излишнее сочувствие, – перебил его, ухмыляясь, малый с рыжими волосами и шрамами на лице. Это был Маттеус Фукс из Меммингена, Магдалена видела его еще накануне. – Ха, если будет продолжать в том же духе, он подпортит нам репутацию кровопийц! В конце концов грешники на эшафоте станут пожимать нам руку и благодарить.
Остальные разразились хохотом, и Куизль с нарочито виноватым видом опустил глаза. Дайблер двинулся к нему с наполненной до краев пивной кружкой, на которой было выбито имя Куизля.
– Плоть от нашей плоти, кровь от нашей крови, – начал он громким голосом. – Добро пожаловать в Совет Двенадцати, любезный кум, и прими свое крещение!
Согласно обычаю, Дайблер облил Куизля пивом, после чего с поклоном вручил ему кружку. Якоб встряхнулся, как мокрая дворняга, и остальные палачи дружно рассмеялись и застучали кружками по столу.
– Как того требует обычай, наш кум приехал со своей семьей, – продолжил Дайблер и показал на ряды стульев. – Со своим сыном Георгом, подмастерьем из Бамберга, и дочерьми, Магдаленой и Барбарой. Младшая дочь у Якоба настоящая красавица, да к тому же не замужем.
Дайблер с улыбкой обратился к Барбаре, неподвижно сидящей у двери.
– Ну, девочка, поднимись, чтобы все могли полюбоваться тобой, – попросил палач.
Барбара, однако, поджала губы и скрестила руки. Магдалена видела, как отец покраснел от злости. Он собрался уже возвысить голос, но Барбара все же поднялась и молча разгладила платье. При этом ее немного трясло, глаза сверкали, что придавало ей облик взбешенной ведьмы.
«Чертовски привлекательной ведьмы», – подумала Магдалена.
На палачей внешность Барбары, очевидно, тоже произвела впечатление. Кто-то присвистнул, другие лукаво поглядывали на Куизля.
– А ты уверен, что девка от тебя, Якоб? – хихикнул низкий палач с горбом. – Милое дитя совсем на тебя не похоже. Куда девался здоровенный нос?
Остальные расхохотались, и никто, кроме Магдалены, не заметил, как по щеке Барбары скатилась слеза.
– Дьявол, они будто лошадь на рынке выбирают! – прошипела Магдалена. – Почему отец ничего не скажет?
– А, такая уж суть у мужчин, – Георг пожал плечами. – Барбара вытерпит, вот увидишь.
– Мне бы твою уверенность, – мрачно возразила Магдалена.
В этот миг Каспар Хёрманн поднялся из-за стола и, покачиваясь, направился к Барбаре.
– И думать про нее забудьте! – пролепетал он и оглянулся на остальных. – Ее отец написал мне письмо, сделка уже обстряпана. – Хёрманн поклонился Барбаре и показал на своего сына, сидящего у стены и ковыряющего в зубах. – Ну, можешь поцеловать своего будущего же…
Он поскользнулся в луже пива и растянулся на полу. Остальные палачи взревели от восторга. Потом из-за стола поднялся Конрад Неер из Кауфбойерна и обратил внимание на себя.
– Почтенный кум, – начал он мягким голосом, обращаясь к Куизлю. – Ты писал о своей дочери не только Хёрманну, но и мне. И за это я весьма признателен. Только вот мне кажется, это не самое подходящее место, чтобы знакомиться с такой милой девушкой. – Он с улыбкой повернулся к Барбаре. – Быть может, в ближайшее время нам выпадет случай прогуляться вдоль Изара…
– Неер, ты всерьез полагаешь, что прелестной девице есть дело до старого тюфяка вроде тебя? – резким голосом прервал его Иоганн Видман. – В твоей постели холодно, как в зимнем лесу! Там, говорят, давно уж ничего не шевелится! А может, и не шевелилось никогда – ведь наследников, если не ошибаюсь, у тебя до сих пор нет.
Другие снова рассмеялись, а Конрад Неер заметно вздрогнул. Он задрожал от ярости и, стиснув кулаки, двинулся было к нюрнбергскому палачу, но Дайблер встал у него на пути.
– Никаких драк между братьями! – заявил он. – Во всяком случае, не в моем присутствии. – Он развернулся к Видману: – И ты, Иоганн, попридержи язык! Ты, может, и самый богатый среди нас, но это не дает тебе права оскорблять других. Если тебе есть что сказать, выкладывай по существу.
– Я только пошутил, вот и всё, – Видман примирительно поднял руки. – Но ты прав, Михаэль, – он широко улыбнулся и обратился ко всем: – Якоб Куизль и мне написал письмо. Ему известно, что моя супруга навсегда покинула нас прошлой осенью, когда родила мне пятого ребенка. Я поначалу не стал отвечать, потому как считал, что палачка из Шонгау не впишется в богатую жизнь Нюрнберга. Но теперь… – Он оглядел Барбару и облизнул подстриженные усы. – Хм, должен признать, ее красота компенсирует кое-какие недостатки. А моим сыновьям срочно нужна новая мать, чтобы готовила, кормила и меняла пеленки младшенькому. – Он вопросительно взглянул на Куизля. – Так что, может она кормить? Во всяком случае, груди у нее кажутся вполне зрелыми…
– Если вам нужна кормилица, купите себе козу. Она лучше других подойдет и вашему семейству, и вашей козлиной бороденке!
Впервые за все это время Барбара раскрыла рот. В комнате сразу повисло напряженное молчание.
– Да… как ты смеешь… – прошипел наконец Иоганн Видман. Он побагровел от злости и резко вскочил, так что соседи с трудом усадили его на место. – Палаческое отродье, грязная девка! – ругался он. – Ну нет, от тебя я такого не потерплю!
– Вы ведь тоже палач, – холодно ответила Барбара. – Неужели забыли? Все мы, кто есть в этой комнате, – грязные, нечестивые и неприкасаемые, и благородный господин Видман из Нюрнберга не исключение. Вы тоже не золотом гадите.
Среди палачей поднялся ропот. Некоторые стучали кружками по столу, но при этом кое-кто украдкой усмехался.
– Приношу извинения за свою дочь, – произнес наконец Якоб Куизль. Он поднялся, и Магдалена увидела, как его трясет от злости и стыда. Он выглядел сердитым и обиженным и, казалось, постарел на глазах. – Она… бывает, говорит быстрее, чем думает…
– Так ради Бога, Якоб, научи ее манерам! – рявкнул Видман. – Такое поведение никому…
В этот момент неслышно отворилась дверь, и палач замолчал. Казалось, ее приоткрыло порывом ветра.
Очень холодного ветра.
