– Дуракам оно принадлежит, – пробурчал Куизль. Он снова затянулся и продолжил: – Кстати, мастер Ганс действительно встречался с девицей в Ау. И знаешь что? Ей не было и восемнадцати, по всему лицу у нее были веснушки, и волосы золотистые, как у нашей покойницы! Выходит, Георг был прав.
Дайблер уставился на него с удивлением.
– Черт, откуда ты узнал…
– А ты думал, я сижу тут весь день, дую пиво и жду, когда же продолжится наше собрание? – перебил его Куизль. – Я тоже кое-кого расспросил. Ганса с его белыми волосами и красными глазами сложно не заметить.
– В тебе говорит жажда мести…
– Да чтоб тебя! Он разговаривал с жертвой, признай это, наконец, Михаэль! И он солгал нам! Если хочешь, чтобы я разобрался в этом деле, дай мне сделать это по-своему. Тебе этого убийцу все равно не разыскать!
Дайблер пожал плечами.
– Как бы там ни было, сегодня Ганс сидел с нами в Совете. И прошлым вечером я видел его в трактире. Так что к последнему убийству он, скорее всего, непричастен.
– Ты всю ночь за ним наблюдал? Или, может, ночевал с ним? Не думаю! Так что…
В этот момент распахнулась дверь, и Куизль резко замолчал. В трактир вошли несколько палачей. Среди них был и мастер Ганс, хоть он и держался немного позади, словно его сопровождал скверный запах.
– Легок на помине! – прошипел Куизль.
Мастер Ганс увидел Якоба, подошел к их столу и поклонился с насмешливой улыбкой.
– Якоб, любезный друг, – проговорил он тихим голосом и смахнул с лица белую прядь. – Столько событий… я даже не спросил, как чувствует себя твоя младшая дочь. Вчера она буквально вылетела из трактира.
– Незачем тебе тревожиться о Барбаре, – ответил Куизль, стиснув в ладони пивную кружку. – Она сильная, справится.
– Хорошо, – мастер Ганс покивал. – Приятно слышать. Она мне всегда нравилась, а ты и не знал, наверное? Если ты после вчерашней ее выходки не найдешь для нее мужа… – Он наклонился к Куизлю и подмигнул ему красным глазом. – В моем доме в Вайльхайме для нее всегда найдется место. Я люблю, когда девушки упрямы, как молодые кобылицы. Чтобы их нужно было сперва объездить.
Мастер Ганс рассмеялся, похлопал по плечу онемевшего Куизля и отошел.
Вскоре он уже сидел за столом, отдельно от всех, и победно улыбался – так, словно украдкой чему-то радовался. Куизль встряхнул головой. Невозможно было угадать, что творилось в голове у этого человека.
– Ладно, признаю, что собеседник он не самый приятный, – заметил через некоторое время Дайблер, украдкой поглядывая на Ганса. – Но он быстрее других умеет добиться признания. Поэтому и состоит в Совете, хотя я своего голоса ему не давал. Да, он мерзкий тип и живодер. Но чтоб он стал убивать девушек… Мне кажется, Якоб, в чем-то ты допустил промашку.
– Что ж, вот и поговорили, – Куизль поднялся, но Дайблер потянул его за руку и снова усадил на место.
– Послушай, я… я не хотел принижать твою сообразительность, – произнес он тихим голосом, чтобы не услышали другие палачи, сидящие за соседними столами. – Я хочу лишь, чтобы ты подошел к делу непредвзято. Мне без тебя никак! Эта встреча может стать последней на долгие годы. Или люди, чего доброго, расправятся с кем-нибудь из нас… Прошу тебя! – Он с мольбой взглянул на Куизля. – Выясни, кто за этим стоит.
Якоб колебался. Он посмотрел на мастера Ганса: тот неслышно насвистывал какую-то мелодию. В конце концов палач из Шонгау кивнул.
– Ладно. Посмотрю я на эту мануфактуру, будь она неладна. Чтобы ты не думал, будто я пошел на это только из-за Ганса. – Якоб взял кружку и сделал большой глоток. – Но сначала допьем пиво, – он смахнул пену с бороды. – В одном вам следует отдать должное. В Мюнхене, конечно, хватает напыщенных болванов, зато пиво вы варите отменное.
* * *
Увлеченные суетой большого города, Барбара и Георг гуляли по оживленным улицам Мюнхена.
Многие лавки еще не открылись после праздника Сретения Господня, но народу на улицах меньше не стало. Волы тянули повозки к кварталу Граггенау, где на широкой площади складировали соль. Несколько иезуитов в черных робах с достоинством шагали в сторону коллегии Святого Михаила. За ними тянулась орава уличных ребят в надежде на щедрое подаяние. Стражники довольно быстро разогнали детей. Барбара заметила, что в Мюнхене нищих терпели даже меньше, чем в других городах. Их гнали прочь, и они вынуждены были прозябать в предместьях, и лишь немногих впускали в город в качестве поденщиков. Барбару пробрала дрожь. Неужели и она скоро окажется в их числе? С ребенком на руках будет просить милостыню, пока стражники ее не прогонят?
Вот уже два часа они бродили по Мюнхену; останавливались у лотка с подогретым вином и лепешками, на богатой улице Нойхаузер полюбовались выставленным на продажу сукном. Но в основном близнецы разговаривали. Они не виделись почти два года, и им было что обсудить. Детьми они были очень близки, иногда им даже снились одинаковые сны. Но за последние годы Георг превратился в крепкого мужчину, а Барбара стала девушкой с собственной волей. Им уже не так легко было найти общий язык. Они почти не касались в разговорах беременности Барбары – казалось, оба боялись, что эта тема приведет их к ссоре.
С утра Магдалена снова попыталась до нее достучаться. Она объяснила, что ее ожидало, если в Мюнхене для нее не найдется жениха. Но из трех претендентов, которых выбрал отец, один был никчемным пьяницей, второй – надутым нахалом, а третий и вовсе годился ей в дяди. Просто напасть какая-то! Неужели не было иного выхода?
Но Барбару терзало не только это. Как ни старалась, она не могла полюбить плод у себя под сердцем. Казалось, она носила в себе какого-то детеныша, который рос, питался от ее плоти и день за днем пожирал ее.
Разве я смогу быть матерью?
Георг, вероятно, почувствовал, что его сестру что-то тяготит, и пожал ее руку.
– Не тревожься, – он попытался успокоить ее ободряющей улыбкой. – Что бы ни случилось, мы найдем решение.
Барбара обреченно рассмеялась. Мужчины, что с них взять. Они во всем искали практическое решение, даже в делах сердечных. Как будто сердце можно было отремонтировать, как эти новомодные часы…
– Имеешь в виду, мы подыщем для меня жениха? – ответила она с горечью и пнула замерзшее конское яблоко, так что оно плюхнулось в лужу. – Почему мне нельзя самой устроить свою жизнь? Как вот, например, Штехлин в Шонгау…
– Штехлин – старая дева. К тому же она только помогает другим женщинам произвести на свет ребенка и своих никогда не рожала. – Георг посмотрел ей в глаза. – В том, что произошло, хорошего мало. Но пока еще можно избежать худшего. Будь благоразумна, в том числе и ради семьи!
– Конечно, мужчинам легко говорить, – тихо проговорила Барбара. – Заделаете нам ребенка, а сами тихонько исчезаете… И женщин оставляете один на один со своими бедами.
