Вправо-влево, вправо-влево…
Это непрестанное покачивание успокаивало охотника. Он любил приходить в это неприютное место. Здесь, недалеко от дороги на Ландсберг, он с новой силой осознавал значение правосудия. Господь выносил приговор, и он, охотник, был его безотказным орудием.
Он следил за чистотой.
Безупречной, как снег, покрывающий перекладину виселицы.
Вправо-влево, вправо-влево…
Охотник смотрел, как покачивается тело, и мысли его понемногу успокаивались. Только теперь он был в состоянии придумать план. Нужно делать один шаг за другим. Избегать необдуманных действий. Сохранять спокойствие и рассудительность.
Вправо-влево, вправо-влево…
План постепенно обретал форму.
В сущности, все было просто. Другим тоже не хватало терпения. Они жаждали новостей, правды, чего-то значимого за покровом тайны. Славы, власти, денег. Что ж, он соблазнит их маленькой крупицей истины. И они угодят в его ловушку.
Один за другим.
Охотник улыбнулся. Он начнет сегодня же. И уже знал с кого.
Он вдохнул чистый морозный воздух. Потом развернулся и, насвистывая детскую песенку, пошел обратно к городу.
* * *
Над кладбищем церкви Святого Креста тоже завывал ветер. Куизль придержал шляпу и отворил калитку, через которую не так давно проходили Барбара с Петером. По дороге ему встретилось всего несколько человек. Горожане прятались от холода и снега по домам, лавкам и трактирам. В такую погоду меньше всего хотелось идти на кладбище.
Если бы кто-то и явился сюда, то в поисках определенной могилы.
Куизлю не давало покоя то, что рассказала ему Барбара. Что же разыскивал мастер Ганс на кладбище? Про какую тайну он говорил? И с какой стати он решил, что Якоб мог разузнать об этом?
Куизль терпеливо высидел вечернее собрание. Все равно обсудить ничего толком не удалось. Слишком много событий произошло в городе. Всем хотелось знать, что произошло с мастером Гансом. Пауль и его новые друзья наблюдали за таверной, где прежде остановился палач из Вайльхайма. Куизлю хотелось, чтобы этим занялся Симон, но тот предпочел пойти с Петером в оперный театр. Георг хлопотал с Барбарой: у нее болела нога, и она по-прежнему отказывалась выбирать себе жениха. Только на Магдалену и оставалась вся надежда. Якоб надеялся, что ей удастся что-нибудь выяснить об этой странной мануфактуре.
Куизль со злостью захлопнул за собой калитку и двинулся в глубь кладбища. На покосившихся надгробных плитах толстым слоем лежал снег. Ветер завывал так жалобно, что казалось, наступает Судный день и мертвые готовятся подняться из своих могил. Шаг за шагом Куизль обходил надгробья, продвигаясь в том направлении, которое указала ему Барбара. Наконец он подошел к свежевырытой могиле, куда упала его дочь. Тяжелая плита по-прежнему лежала рядом. Якоб смахнул снег и увидел, кто станет очередным вечным постояльцем на кладбище при церкви Святого Креста.
Тереза Вильпрехт
1652–1672
Requiescat in pace
[6]
Куизль кивнул с одобрением. Могильщики в Мюнхене работали на совесть. Еще вчера бедную девушку обнаружили в заводи, завязанную в мешок, а сегодня для нее уже готова могила. Должно быть, тело лежит сейчас в поминальной часовне… Эту ли могилу разыскивал Ганс? Но зачем? Что он рассчитывал найти здесь? Или они все-таки ошибались?
После некоторых раздумий Куизль, пройдя дальше, миновал несколько дубов, раскачивающихся под порывами ветра. Чем глубже он уходил в северную часть кладбища, тем беднее и невзрачнее становились надгробья. Часто попадались простые деревянные кресты, иногда такие ветхие, что невозможно было прочесть имена. Потом Якоб остановился перед могилой с одним-единственным надгробием без имени. Это, по всей видимости, была общая могила, для бедняков, которые не могли позволить себе должного захоронения. Палачу вспомнилась девушка с рыжими волосами, чье тело он вскрывал несколько дней назад. Как уж там ее звали?
Анни…
Должно быть, она уже лежала в такой же могиле в Ау или Гизинге. Сколько же юных девушек покоилось в могилах вроде этой – девушек, которые в поисках счастья приехали в этот город и не нашли ничего, кроме страданий и смерти… Куизль печально огляделся. Ни единого венка или цветка не украшало общую могилу, даже лампада не горела перед надгробьем.
Якоб внезапно подумал о собственной смерти. Он стар, и одному Богу известно, сколько ему осталось жить на этом свете. Он был палачом, и ему не полагалось места на кладбище в Шонгау. Любимая жена, Анна-Мария, которая покинула его несколько лет назад, тоже покоилась за кладбищенской оградой. На солнечной поляне под ивой – хотя бы этого Куизль сумел добиться от городского совета. Он нередко навещал ее могилу, к старости даже чаще; украшал ее цветами и венками, хоть и не любил признавать этого перед семьей…
Дорогая моя Анна-Мария… Когда я вновь увижу тебя?
Невыразимая тоска вдруг охватила Якоба. Горло словно сдавило тугой петлей. Пора ему убираться отсюда, подальше от этого печального места и неизвестных покойников… Куизль отвел взгляд от могилы и двинулся было прочь, но тут заметил рядом небольшой холмик. Из земли торчал маленький деревянный крест, и, в отличие от других могил, на этой лежал венок из сплетенных еловых ветвей. Иголки были зеленые и свежие, и на них почти не было снега, словно кто-то недавно его счистил.
Куизль нахмурился и подошел ближе. Теперь он увидел и лампадку, горевшую, несмотря на ветер, под стеклянным колпаком. Свеча была почти целая – значит, кто-то зажег ее совсем недавно. Палач огляделся в поисках следов, но снег уже толстым ковром укрывал кладбище.
Куизль наклонился и прочел надпись на кресте, совсем еще новом, пахнущем смолой. Палач невольно вздрогнул.
Эльфрида Таннингер
1654–1672
Та самая девушка, которую нашли с колом в груди! Дайблер только вчера называл ее имя. Быть может, Ганс разыскивал эту могилу?
Куизль задумчиво поднялся. В этот момент за кустом рябины послышался шорох. Это были чьи-то шаги, и они быстро удалялись. Потом взвыл ветер, перекрывая все прочие звуки.
Яков не медлил ни секунды. Он обежал куст и стал вглядываться в снежную метель. Ветер дул с такой силой, что гнал снег едва ли не горизонтально. И все-таки Куизль разглядел фигуру за белой стеной. Или ему показалось?… Нет, сомнений быть не могло – человек в плаще или накидке! На нем был капюшон или что-то похожее, и оно развевалось за ним, точно кожистые крылья.
Словно черный ангел…
– А ну стой! – прокричал Куизль, и собственный крик показался ему странным. Как будто он пытался приказывать призраку. Тем не менее палач бросился в погоню.
Незнакомец бежал быстро. Он опережал преследователя шагов на двадцать или тридцать. В очередной раз Куизль с горечью осознал, что уже не так молод. Холод обжигал ему легкие, и, пробежав всего несколько метров, Якоб начал задыхаться. Кроме того, у него еще болели ноги после утренней беготни. Как бы кстати сейчас оказался Георг или Симон! Боль острым кинжалом пронзала ему грудь.
