– Мне некогда выслушивать твои жалобы, – прервал его Георг. – Ну, что там с палачом из Кауфбойерна?
Старик ухмыльнулся, продемонстрировав свой единственный зуб.
– Хозяину вряд ли об этом известно – он тут с прошлого года, – а я хорошо все помню. Человек, которого ты ищешь, и раньше частенько тут бывал. Седина в волосах, изящная одежка. Альгоец,
[13] судя по выговору… Я все помню, потому что тридцать лет сюда прихожу и сижу на одном и том же месте. Раньше, молодым, я еще и плясал…
– Куда он пошел? – снова прервал его Георг.
– Ладно. Знаю, никому нет дела до историй старого землекопа. – Старик надулся, съел несколько ложек похлебки и только потом продолжил: – Раньше видел его тут по нескольку раз за год. И, кажется, я знаю, куда он отправился. На твоем месте я бы справился в купальне Тюрльбад.
– Тюрльбад? – Георг в изумлении уставился на старика. – И как мне туда попасть?
– Это недалеко от Изарских ворот. Там нетрудно найти. Постучись и скажи, что хочешь сбрить эту рыжую бороду.
– Но у меня и бороды-то нет!
Старик вздохнул.
– Просто делай, как я говорю. Потом сам все поймешь. Скажи, что тебя послал Иона, это поможет. – Старик хихикнул и сгреб монеты со стола. – А теперь я бы в одиночестве попил пива. Не обижайся, но в обществе палача у меня как-то пропадает аппетит.
Он склонился над своей миской и продолжать разговор явно не собирался.
– Сбрить эту рыжую бороду, – пробормотал Георг и поднялся. – Чепуха какая! Моли Бога, если вздумал провести меня. Я тебя из-под земли достану!
Он направился к выходу. У двери услышал, как старик снова захихикал, точно злой дух.
* * *
Симон хрипел, и с каждым вдохом боль обжигала легкие. Он бежал стиснув зубы и не останавливался. Впереди, по узкой обледенелой тропе, ведущей сквозь лес, бежал Куизль. По словам путника, который попался им навстречу, это был кратчайший путь до Богенхаузена, небольшой деревушки, расположенной к северу от Мюнхена. В голове у Симона то и дело повторялись слова, услышанные от стражника.
На кладбище в Богенхаузене кто-то живьем похоронил женщину…
Симон молился, чтобы это оказалась не Магдалена. Он хоть и понимал, что речь могла идти о ком угодно, спокойнее от этого не становилось. Сегодня утром Магдалену вывезли с мануфактуры – мертвой или без сознания. А люди, которые стояли за этим, возможно, причастны к убийству других девушек: ван Уффеле и Йозеффа. До сих пор оставалось непонятным, какое отношение имеют эти двое к убийствам, совершенным в последние двадцать лет. Но что-то их связывало, в этом Симон не сомневался.
Похоронить женщину заживо – сходство с предыдущими убийствами очевидно. Способы, которыми убийца расправлялся со своими жертвами, применяли палачи. Он топил их, душил, четвертовал, замуровывал или, вот как сейчас, хоронил заживо. К последнему способу, ввиду излишней жестокости, больше не прибегали. Приговоренных связывали и укладывали на спину, чтобы они видели, как их медленно, начиная от ног, засыпают землей. Иногда, ради смягчения наказания, им пронзали сердце колом. Но куда чаще несчастный просто задыхался под землей.
Закопанная в Богенхаузене, очевидно, пыталась выбраться. Стражник говорил, что из земли торчала ее рука. Удалось ли несчастной избежать смерти?
И все-таки вдруг это Магдалена?
– Быстрее! – скомандовал Куизль и оглянулся через плечо. – Что ты плетешься? Если там и впрямь моя дочь, то каждая секунда на счету!
Палач нетерпеливо махнул рукой и побежал дальше, ловко перескакивая через торчащие корни и сломанные сучья. Симон не переставал удивляться, до чего же проворен был Якоб, невзирая на годы. Проворен и силен. Сам лекарь, стоило ему только задуматься, постоянно замедлял шаги. Он с трудом поспевал за палачом и нагнал его, когда они спустя четверть часа выбежали на опушку леса. В долине слева журчал Изар. Вдоль обрывистого берега тянулись необработанные поля, местами еще укрытые снегом. За ними виднелась маленькая деревенская церковь, и вокруг – с десяток домов. Фронвизер облегченно выдохнул.
Богенхаузен! Наконец-то!
Симон припустил еще быстрее. Дорога заняла у них почти час, и за это время они ни разу не остановились. Симон скорее просто переставлял ноги, чем бежал. Палач и лекарь пересекли главную улицу и помчались к церкви. На кладбище собралась внушительная толпа.
Люди с недоверием посмотрели на двух чужаков. Симон пожалел, что с ними не было Дайблера. Возможно, к мюнхенскому палачу крестьяне проявили бы какое-то уважение. С другой стороны, может, оно и к лучшему, если с ними заговорит не известный во всем городе палач, а кто-то еще. Тем более что речь шла о предполагаемой нежити. Кроме того, Дайблер не отличался прыткостью, он их только задержал бы.
Подойдя ближе, Фронвизер увидел, что обитатели деревни столпились вокруг могилы. Рядом высилась куча свежей земли. Куизль уже отворил калитку и бросился к могиле, не обращая внимания на окружающих.
– Магдалена! – кричал на бегу палач. – Это ты?
Симон, сам не свой, последовал за ним, споткнулся – и уставился в пустую яму.
Могила была пуста.
– Где она? – прохрипел Куизль и протолкался сквозь толпу, при этом несколько человек едва не упали в яму. Палач огляделся. – Отвечайте!
– Эй, ты чего о себе возомнил? – проворчал тучный крестьянин в широкополой шляпе и, скрестив руки на груди, шагнул к палачу. – Ты вообще кто такой? Из Мюнхена, поди? Думаешь, тебе все можно?
– Я хочу знать, где та женщина, которая лежала здесь! – резко повторил Куизль и, словно башня, встал перед крестьянами. – Говорите, черт вас дери, или я устрою вам новые похороны!
Что-то в его голосе подсказало крестьянину, что палач готов исполнить свою угрозу.
– Свя… священник забрал ее к себе, – ответил он и робко показал на дом возле кладбища. – Он не знает, выживет ли она. Вы что, ее знаете?
– Так она еще жива? – с облегчением спросил Симон, оставив вопрос без внимания.
– Как ей быть живой, если она выбралась из могилы? – проворчала согбенная старуха, опираясь на трость, и предостерегающе подняла палец. – Говорю вам, это нежить! Взяла и присвоила могилу моей подруги, старой доброй Греты… А Грете в своем гробу теперь дожидайся похорон! Но это только начало! Будут и другие…
Но Симон ее уже не слышал. Вслед за Куизлем он побежал к дому священника. Оба забарабанили в дверь, и через некоторое время им открыл священник в полном облачении.
– Ради всего святого, что… – начал он.
Но Куизль потеснил его, вломился внутрь и прошел в спальню.
На кровати лежала женщина.
Бледная как полотно, она лежала с закрытыми глазами, и только слабая дрожь по всему телу говорила о том, что жизнь еще не покинула ее. Но в рваном платье, перепачканном глиной и грязью, с комьями земли в спутанных волосах, она действительно походила на восставшую из мертвых. Фронвизер почувствовал, как разом отхлынуло всякое напряжение. Он без сил оперся о спинку кровати.
